не от естественных причин, то приказа на его устранение Екатерина явно не давала. Это было для нее слишком невыгодно, сразу после свержения. Кстати, она имела полную возможность ликвидировать мужа без всяких подозрений на собственный счет: ослабив охрану от разъяренных солдат в Ораниенбауме. Но не сделала этого. А при личном докладе Орлова о случившемся императрица разрыдалась. Вовсе не из жалости к супругу, а к своей репутации. Говорила: «Слава моя погибла! Никогда потомство не простит мне этого невольного преступления» [115, 116]. Похоронили Петра в Александро-Невской лавре, без почестей, не как императора, а как великого князя и герцога Голштинского. Сенат обратился с единогласной просьбой к Екатерине не присутствовать на похоронах. Но она все же приехала инкогнито, попрощалась с мужем.

Второй царственный узник, Иван Антонович, достался императрице «в наследство», и что с ним делать, Екатерина решительно не знала. Но ее переворот, как и елизаветинский, возбудил других охотников вознестись до небес. Внешний караул в Шлиссельбургской крепости несли солдаты разорившегося неудачника, подпоручика Мировича. Он загорелся тоже сорвать сказочный выигрыш, освободить Ивана, его именем поднять войска. 4 июля 1764 г. Мирович с подчиненными арестовал коменданта, атаковал казарму, где жил заключенный. Но надзиратели Власьев и Чекин выполнили инструкцию – при попытке освобождения умертвить узника. Мирович был казнен. 23-летнего Ивана Антоновича тайно похоронили на территории крепости.

Его родных в Холмогорах содержали уже вполне прилично, присылали хорошую еду, наряды, только не выпускали за пределы архиерейского двора. Антону Ульриху Екатерина предложила выезд за границу, но без детей. Ведь у него прав на престол не было, только у его сыновей и дочерей. Однако ехать один он отказался. А положение России было слишком сложным, назревали войны с Польшей, Турцией, и внутри страны бунты – выпустить целую плеяду претендентов на трон могло слишком дорого обойтись. Екатерина лишь пообещала освободить семью, когда обстановка станет более благоприятной. Она исполнила свое слово в 1780 г. Антон Ульрих к этому времени уже умер. Императрица связалась с его сестрой, датской королевой Юлией-Маргаритой. Просила принять ее племянников и племянниц, выделив для них солидное российское содержание. Щедро наделила их дорогими вещами, украшениями. В Дании тетка-королева поселила их в городке Горзенсе (совр. Оденсе). Но… свобода обернулась для них очередной бедой. За границей они были чужими, никому не нужными. Тосковали по России. Последней из их семьи оставалась в живых сестра Ивана Антоновича Екатерина. В 1803 г. она послала отчаянное письмо Александру I, что датские слуги грабят ее, пользуются ее болезнями и глухотой, относятся отвратительно. «Я каждый день вспоминаю Холмогоры, потому что там для меня был рай, а здесь – ад». Просила забрать ее обратно. Царь не ответил, она скончалась в 1807 г. Вот так и закрылась эта неприглядная страница в отечественной истории.

Глава 32. Потом…

Памятник императрице Елизавете в Балтийске Калининградской области, бывшей Пруссии

Катастрофический курс мужа Екатерина стала выправлять экстренно и энергично. 29 июня, когда он только еще отрекался, полетели приказы российским послам. Обрескову в Константинополе отменялись предписания подталкивать турок к войне с Австрией (которые он так и не выполнял). Корфу, уже находившемуся в Берлине, было велено срочно вернуться в Копенгаген, заверить Данию в дружбе и известить: все распоряжения Петра о подготовке к войне аннулированы. К власти с государыней пришла та самая «команда», которая готовила переворот: Панин, Орловы. (Испортились только отношения с Дашковой – она ссорилась с Орловыми, и саму ее слишком занесло, в награду хотела получить под командование гвардейский полк.).

Ну а прошлую «команду» Екатерина основательно прошерстила. Романа Воронцова с дочкой-фавориткой выслала в Москву. Ивану Шувалову сохранила лишь одну должность, куратора Московского университета. Он намек понял, отпросился уехать в милую ему Францию. Александра Шувалова царица уволила в отставку, предатели ей не требовались. Хотя политический сыск восстановила – ну а как же, упразднивший его Петр III сам себя оставил глухим и слепым перед заговором супруги. При Сенате была создана Тайная экспедиция, непосредственно ее возглавил обер-секретарь Шешковский. Но Миниха Екатерина простила, он-то честно исполнял свой долг. Передала под его начало порты на Балтике, Ладожский канал.

Из ссылки она вернула Бестужева. Публично оправдала «в возведенных на него преступлениях», соответствующий манифест было велено развесить в людных местах, зачесть в храмах. Ему были возвращены ордена, конфискованная собственность, долги уплачены из казны, выдано жалованье за годы ссылки, назначен пенсион 20 тыс. руб. в год. Екатерина знала его ум, колоссальный опыт. Назначила своим первым советником, «первоприсутствующим членом Сената», пожаловала чином фельдмаршала. Но и честолюбие Бестужева она прекрасно знала. Прежнюю роль в государстве не возвратила.

Во главе внешнеполитического ведомства поставила не его, а Панина. Причем ни тому, ни другому пост канцлера не дала. Потому что оба желали видеть на троне Павла при регентстве матери (и самим занять при ребенке ключевые места). А Панин вдобавок носился со старой идеей ограничить Самодержавие, передать часть правящих функций Императорскому совету из 6–8 человек. Екатерина же уступать власть не собиралась, ни сыну с довеском временщиков, ни новой редакции «верховников». Канцлером она оставила… Воронцова и… услала его в «заграничный отпуск». А фактическим канцлером стала сама. Такое искусство управления было новым для русских монархов. Приближать и использовать способных, невзирая на серьезные разногласия с ними, – но руководить ими лично, формируя из их идей собственные решения.

Союз с Фридрихом Екатерина расторгла, переданный ему корпус Чернышева отозвала. Но и возобновлять войну с Пруссией не стала. Подтвердила приказ мужа о выводе войск. В данном отношении она согласилась с доводами Панина. Главной задачей России в войне было обезопасить очаг агрессии в Пруссии, возле наших границ. Эту задачу выполнили. Дальнейшие боевые действия велись бы только ради интересов союзников. Нужно ли было таскать для них каштаны из огня? Забрать Восточную Пруссию те же союзники все равно не позволили бы. Россия получила бы целый фронт европейских врагов. Обмен Восточной Пруссии на Правобережную Украину поднял бы против нас и поляков, и Османскую империю. А к новой полосе войн наша страна была не готова, понесла серьезные потери, финансы были в бедственном состоянии. Но Панин доказывал, что для России и полное сокрушение Пруссии невыгодно, она может стать весьма полезным партнером – в первую очередь против французов.

Что ж, в отличие от Елизаветы, увлеченной парижскими модами и окруженной поклонниками Франции, Екатерина осознавала – эта держава остается главным антагонистом России. Панин был прав и в том, что Пруссию наши воины крепко вразумили. Все современники отмечали, после Кунерсдорфа Фридрих будто стал другим