Иридия охнула, и глаза ее увлажнились. Потом приложила руку к… к сердцу, в общем.
— Благодарю, брат… за честь. Я никогда этого не забуду.
М-да… Похоже, я чего-то важное сделал. И правильное. Обязательно, при случае, узнаю: что именно. Может, Мамай в курсе? А пока, вежливо киваем и сваливаем, пока так же случайно все не испортил лишним словом, взглядом или жестом.
Черт, ох и жаркая ж девица, прям всю душу перевернула! Вот только, чую, обломом пахнет. Не зря она меня братом обозвала. Ох, не зря… К счастью, есть чем мозги загрузить и проветрить. Я еще не со всеми освобожденными из плена пообщался. Монашка осталась. То что доктор прописал. Как раз для снятия стресса, разговора о душе и соблазнах.
* * *
Не, ну что ты будешь делать? У меня точно начались галлюцинации на почве острого токсикоза... ага, того самого. Куда не гляну — везде полуголые девки мерещатся. Даже монашка одета, как жрица любви и совсем не христианской. Впрочем, если вспомнить, чьей она была пленницей, то все становится понятным. Те же бесцеремонные руки, что сняли доспехи с амазонки, привели и ее хиджаб* (*одежда монашек латинского обряда. то же что и подрясник) в соответствие со своими представлениями о моде.