Ему исполняется пятьдесят семь, пятьдесят восемь. Бунтарь внутри все еще жив. Каждый вечер, придя домой, Сеймур включает компьютерный терминал, отсоединяет его от сети и принимается за работу. На разбросанных по миру серверах Атласа по-прежнему хранятся необработанные снимки в высоком разрешении: колонны мигрантов, бегущих из Ченнаи, перегруженные лодки с семьями, с детьми в окрестностях Рангуна, горящий танк в Бангладеш, прячущиеся за плексигласовыми щитами полицейские в Каире, городок в Луизиане, затянутый илом и грязью после наводнения, – все бедствия, которые Сеймур годами вычищал из Атласа, никуда не делись.

За несколько месяцев он создает крохотные программы-лезвия, такие тонкие и острые, что, когда он внедряет их в объектный код Атласа, система их не замечает. Он прячет их в разных местах Атласа в виде миниатюрных сов: сова-граффити на стене, питьевой фонтанчик в виде совы, велосипедист в смокинге и совиной маске. Тронешь такую сову – и подчищенное изображение сойдет, как шелуха, открывая скрытую за ретушью правду.

В Майами возле ресторанчика стоят шесть кадок с папоротниками, и на третьей кадке прилеплена наклейка с совой. Если прикоснуться к сове, папоротники развеются в воздухе и появится дымящаяся разбитая машина, а рядом – лежащие на асфальте неподвижные тела четырех женщин.

Сеймур не рискует выяснять, заметил ли его сов кто-нибудь из пользователей. Корпорация уже не уделяет Атласу первоочередного внимания; бо́льшая часть комплекса в Бойсе занята совершенствованием и миниатюризацией тренажера и наушников для проектов, которые разрабатывают в других отделах. Но Сеймур ночь за ночью мастерит своих сов и потихоньку встраивает их в программу, распутывая хотя бы часть лжи, которую сплел за день, и впервые с того дня, когда он нашел на обочине оторванное крыло Верного Друга, ему становится легче. Спокойнее. Не так страшно. Чувство, как будто ему надо от чего-то убежать, понемногу слабеет.

Три дня в новом курортном поселке на озере в окрестностях Лейкпорта. Авиабилеты, трехразовое питание, любые виды водного спорта – все за счет Сеймура, насколько хватит его сбережений. Пусть привозят с собой детей. Он просит Натали всех пригласить. Поначалу она думает, что не все согласятся, но собираются все пятеро: Алекс Гесс с двумя сыновьями приезжает из Кливленда; Оливия Отт прилетает из Сан-Франциско; Кристофер Ди едет на машине из Колдуэлла; Рейчел Уилсон прибывает аж из юго-западной Австралии и привозит четырехлетнего внука.

Сеймур приезжает из Бойсе в последний вечер – незачем появляться раньше, только зря всех расстраивать. На рассвете, проглотив лишнюю таблетку успокоительного, он в костюме с галстуком выходит на балкон. За гостиничным причалом сверкает на солнце озеро. Сеймур ждет – не пролетит ли скопа, но ни одной не видно.

В левом кармане лежат заметки, в правом – ключи от номера. Вспомнить все, что знаешь. У сов три пары век. Людей трудно понять. Многое из того, что ты любишь, уже не спасти. Но кое-что можно.

В шестиугольной комнате с видом на озеро – обычно в ней устраивают свадебные приемы – Сеймура ждут двое техников. Под его присмотром они приносят и устанавливают пять тренажеров новейшей модели; ее называют «шагомером». Техники подключают пять пар наушников и уходят.

Натали приходит раньше других. Ее дети, говорит она, еще доедают обед. Он молодец, говорит она, очень храбрый, что устроил вот это.

– Ты храбрее, – говорит Сеймур.

На каждом вдохе ему страшно, что кожа лопнет и все кости вывалятся наружу.

В час дня прибывают остальные. У Оливии Отт прическа боб-каре и льняные брючки капри, а глаза покраснели, как будто она плакала. За плечами Алекса Гесса высятся двое мрачных рослых подростков, волосы у всех троих ярко-желтые. Кристофер Ди приехал с невысокой худенькой женой; они сидят в уголке, поодаль от других, и держатся за руки. Рейчел входит последней; на ней сапоги и джинсы, а лицо в глубоких морщинах, какие бывают, когда подолгу работаешь на солнце. За нею топает веселый огненно-рыжий внук. Малыш залезает на стул и принимается болтать ногами.

– Он не похож на убийцу, – говорит один из сыновей Алекса.

– Не хами, – говорит Алекс.

– На вид просто старый. Он богатый?

Сеймур старается не смотреть им в лицо – их лица окончательно собьют его с мысли. Не поднимать глаз. Читать по заготовленным бумажкам.

– В тот день, – начинает он, – много лет назад, я отнял у каждого из вас что-то бесконечно дорогое. Знаю, мне никогда не искупить того, что я сделал. Но и я тоже знаю, каково это – когда у тебя отнимают место, которое любил в детстве, и я подумал – может быть, для вас будет что-то значить, если я попробую вернуть вам его.

Он достает из сумки пять книг в темно-синих твердых обложках и вручает по одной каждому. На обложке птицы кружат над башнями города в облаках. Оливия ахает.

– Мне их сделали на заказ по переводам мистера Ниниса. Натали очень помогла. Она написала примечания.

Затем он раздает наушники:

– Сначала вы пятеро, потом другие могут попробовать, если захотят. Помните ящик для возврата книг?

Все кивают.

Кристофер говорит:

– «Совет совы: читайте книги!»

– Дерните за рукоятку сбоку ящика. Дальше сами разберетесь.

Взрослые встают. Сеймур помогает им надеть наушники, и пять «шагомеров» оживают с негромким гудением.

Когда все занимают места на тренажерах, Сеймур отходит к окну и смотрит на озеро. «К северу отсюда по меньшей мере двадцать мест, куда могла улететь твоя сова, – сказала она. – Там леса больше, лучше». Она старалась его спасти.

«Шагомеры» гудят и вращаются; взрослые дети шагают.

Натали говорит:

– Господи!

Алекс говорит:

– Точно так я и помнил!

Сеймур вспоминает безмолвие деревьев в снегу за домиком. Верного Друга на ветке высокого сухого дерева – как он вздрагивал от хруста шин по щебенке за четверть мили от них. Он слышал, как бьется сердце крота под сугробом в рост человека.

Пневматические моторы приподнимают переднюю часть «шагомеров» – дети-взрослые поднимаются по гранитным ступенькам крыльца.

– Смотрите! – говорит Кристофер. – Это я написал объявление!

Внук Рейчел тянется к ее пустому стулу, перетаскивает синюю книжку к себе на колени и начинает листать.

Оливия Отт протягивает руку в пустоту и открывает дверь. Один за другим дети входят в библиотеку.

Констанция

Уровень кислорода семь процентов, говорит колпак.

В коридоре повернуть налево. Мимо кают номер 8, 9, 10 – все двери заперты. Неужели зараза до сих пор витает в воздухе и сейчас начнет пробуждаться от долгого сна? Тела умерших уже почти четыреста дней разлагаются в темных помещениях? Или обитатели корабля вот-вот зашевелятся под шипение противопожарных разбрызгивателей: друзья, дети, учителя, миссис Чэнь, миссис Флауэрс, мама, папа?