Ли договорилась с Тейн заехать за ней в час дня, чтобы вместе отправиться по магазинам. «Дюсенберг» подъезжал к «Кастилио-Деймониа», а она продолжала допытываться:

— Вы уверены, что не хотите пойти с нами, Космо?

— Мадам Уокер — легенда шопинга. Я буду ждать в машине.

Ли мрачно уставилась перед собой. Вчера вечером она обнаружила на шортах Мосса следы помады. Он попытался было объяснить это, лопотал что-то о фломастере, маркере и прочем, но постепенно умолк. Очередная лампа Тиффани была подвергнута дефенестрации, нанеся серьезные повреждения одной из гондол.

— Я уйду от него! — заявила Ли. — Этот брак — пустой фарс.

— Мы все сейчас под воздействием стресса, — похлопала ее по коленке Пиппа. — Может, доктор Зеппелин поможет вам лучше понять ситуацию?

— Мы уже выяснили: мужу я предпочитаю свою собачку. Для меня этого понимания достаточно.

Пиппа подрулила к «Кастилио-Деймониа». Она еле успела распахнуть заднюю дверь, как из дома пулей вылетела Тейн.

— Добрый день, мадам Уокер.

Бросив на нее короткий неприязненный взгляд. Тейн нырнула на заднее сиденье:

— Великолепно выглядите, Ли.

— И вы, дорогая.

Воздушные поцелуи.

— Чувствую себя так, словно сбежала из лондонского Тауэра. С тех пор как Дюси купила новую грудь, она превратилась в настоящее бедствие.

Купившая себе немногим менее объемную грудь, Ли не решилась в открытую осуждать Дюси, но тем не менее чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы заявить:

— Харлан совершенно ее недостоин.

— Дорогая, вы не видели Калеба. Он не был дома уже тринадцать лет, а лишь присылает в Лас-Вегас оружие.

— А я-то считала свой брак плачевным.

— Одержимость Дюси вашим… — Тейн понизила голос ровно настолько, чтобы Пиппа могла различить каждое слово, — вашим евнухом — за пределами всяческого понимания.

— В этом я не уверена. — Ли наклонилась и прошептала: — Если подарки от прежних хозяек что-нибудь да значат, он настоящий племенной жеребец.

— Что за гадкая мысль!

Разговор перепрыгнул на брошь. Тейн разыскивала жемчужину в обрамлении рубинов с золотой филигранью. Жемчужина должна быть размером по крайней мере с яичный желток, рубины — соответствующие. Не помешали бы и сережки в комплекте.

— Конечно, я буду носить и ожерелье, что вы вчера мне вернули, — заверила Тейн. — Для разнообразия.

Пиппа доставила дам в «Курьякин», роскошный бутик в отеле «Трамп», и заехала на стоянку. Сама она являла собой зрелище весьма яркое: «дюсенберг», лиловое сомбреро, очки «Сен-Лоран». Туристы и даже кое-кто из шоферов стали просить у нее автограф. Пиппа создала настоящую пробку. В конце концов к ней подошел регулировщик:

— Простите, сэр. Поставьте машину вон там, пожалуйста.

— Вы знаете, кто я такой? — рявкнула Пиппа.

— Нет, сэр.

— И я тоже. — Пиппа отъехала на дальнюю парковку, где, не сводя глаз со входа в бутик, принялась обзванивать зеленщиков, поставщиков салфеток и скатертей, биотуалетов, производителей льда и страховые компании. Она как раз вела переговоры по поводу барбекю из Лос-Анджелеса, когда увидела подруливающий к отелю абрикосовый «мерседес». На один жуткий миг Пиппа подумала, что, опасаясь за свой бумажник, Мосс собирается за волосы вытащить Ли из «Курьякина», но Мосс вышел из машины с красивой азиаткой в красном платье. Та буквально льнула к нему. Рука об руку они вошли в отель.

Пиппа все еще сидела с разинутым ртом, когда к «мерседесу» подошла рыжеволосая красотка, затянутая в черную кожу, и, даже не постучав в окошко, скользнула на переднее сиденье рядом с Коулом. Они не были незнакомы, с одного взгляда определила Пиппа, когда он въезжал в гараж отеля. Мысли бешеным смерчем носились в ее голове, пока она ждала, еще тридцать минут. Коул, один, вернулся за миг до того, как из отеля вышел Мосс, тоже один. Устроился на заднем сиденье. Они уехали.

Проклятые изменники!

Пиппа медленно осознавала: две ветряные мельницы на другой стороне улицы — это Ли и Тейн, неистово машущие ей руками.

— Простите, сеньора. Я был занят с Ассоциацией хурмы.

— Будете говорить, когда вас спросят, — буркнула Тейн, устраиваясь на сиденье. — Отвезите нас во «Фред Лейтон» в «Белладжио».

Голос помягчел, когда она обратилась к своей новой подруге:

— Не знаю, право. Следовало купить рубиновый кабошон за двести пятьдесят или изумруды за двести семьдесят пять? Терпеть не могу выбирать, но мои средства существенно сократились и отныне до того момента, когда меня похоронят в Крокете, придется считать пенни.

— А что случилось с идеей жемчужной брошки? — бросила через плечо Пиппа. — Такая вещица обойдется не больше чем в сто двадцать тысяч.

— Боже, Ли, какой у вас нахальный слуга.

— Знаю. — Пиппа подмигнула Ли в зеркало заднего вида. — Только не влюбляйтесь в него.

Пиппа подождала их у «Белладжио». Потом у «Курьякина». Потом опять у «Белладжио». Наконец Тейн остановила выбор на рубиновом кабошоне из «Курьякина» за двести пятьдесят штук.

— Когда-то я и глазом бы не моргнула, потратив двести пятьдесят тысяч долларов, — повторила она. — Теперь же вынуждена беспокоиться о том, кто позаботится обо мне в старости.

— Ваша дочь. — Ли ласково похлопала Тейн по руке. — Девочки никогда не бросают своих матерей.

— Даже если матери отказываются от них?

— Вы отреклись от своей плоти и крови? Боже правый, Тейн! Что она натворила?

— Вы не читаете газет?

— Простите. Перестройка «Каса-Боус» отнимала все мои силы в течение последних восьми месяцев. И все же? Расскажите, какое преступление она совершила? Надеюсь, никак не меньше тройного убийства.

Тейн промокнула слезы:

— Я потратила несколько месяцев, устраивая для нее незабываемую свадьбу. И за две минуты до произнесения клятв она отказала жениху.

Тейн сама поразилась тому, насколько безобидно все прозвучало.

— Вы имеете в виду, что она сбежавшая невеста, вроде Джулии Робертс?

— Можно и так сказать. Но она-то при этом объявила, что есть кое-кто другой.

Ли расхохоталась:

— Вы отказались от дочери из-за того, что она была честна?

— Жаль, что вас там не было, Ли. Я была в ярости и очень страдала. Чувствовала, что меня предали.

— Я бы сказала, что она оказала всем услугу, прояснив ситуацию. Должно быть, это изрядно потрепало нервы, но со временем все наверняка наладится.

— Отчего все симпатизируют преступнику, а не жертве? — возмущенно воскликнула Тейн. — Я устала, оттого что меня считают леди Макбет. Я беспокоилась исключительно о чести семьи.