– Тормози.

Самарин прижимается к обочине и останавливает машину. Есеня осматривается по сторонам. Выходит, обходит машину, останавливается со стороны двери водителя.

– Выходи…

Самарин боится. Вокруг никого. Лес. Самарин выбирается из машины. Есеня красноречиво взводит пистолет.

– Иди.

– Куда?..

– Куда хочешь.

– Нет.

– Что?

– Я не уйду.

Она вскидывает пистолет. Черное дуло смотрит в глаза Самарину. Ему страшно, он сглатывает, но остается стоять.

– Только я – за тебя. Все остальные – против. Даже ты сама. Меглин тобой манипулирует…

– Хватит!..

– Он втягивает тебя в свое сумасшествие, а ты боишься это признать, ведь это разрушит твою картину мира!

Он подходит ближе и почти упирается лбом в ствол.

– Я не уйду. Я буду за тебя биться.

– Почему?

– Потому что ты мне доверилась. Потому что у тебя никого нет.

Есеня медленно опускает пистолет.

– Просто звони мне. Держи меня в курсе, и я постараюсь помочь. Тебе. И ему.

Есеня садится в машину. Уезжает. Самарин возвращается к шоссе.

Захудалый театр. Двое молодых артистов на сцене – в черных трико, с раскрашенными лицами: половина лица Макса выкрашена черным, у Зори, наоборот, выбелены волосы и лицо покрыто толстым слоем пудры, что делает ее похожей то ли на аристократку XVII века, то ли на солистку DIE ANTWOORD.

– А не надо было верить! Сколько ни прививай нам добродетели, грешного духа из нас не выкурить. Я не любил вас.

– Тем больней я обманулась!

В зале почти пусто, зрителей – пара старушек, которые ходят на все, и одна глуха; подруга в режиме постоянного шума пересказывает ей происходящее; группка хихикающих, копающихся в гаджетах старшеклассников, шикающая на них воспитательница, болтающий по телефону подвыпивший мужчина, невесть как сюда затесавшийся. Макс смотрит на них с ненавистью.

– Ступай в монастырь. К чему плодить грешников?

Он, почти не скрываясь, кивает Зоре с улыбкой на школоту – она сдерживает смех, улыбаясь только уголками губ.

– Сам я – сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня.

Он выходит к публике и почти кричит им, неожиданно зло:

– Я очень горд, мстителен, самолюбив!.. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить.

У мужчины, кончившего говорить, вдруг звонит телефон, и в тишине раздается его:

– Але?..

Макс идет за кулисы, достает невесть как там появившийся автомат и возвращается с ним к публике, на ходу щелкая затвором:

– Какого дьявола люди толкутся меж небом и землею? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас…

И опустошает рожок в публику. Гильзы летят на пол, тела дергаются в креслах, отбежавшего старшеклассника добивает в спину. В минуту все кончено. Он с улыбкой смотрит на Зорю. Но она движением бровей спрашивает – что с тобой. Он смотрит на публику – все они не только живы, а еще и смеются, шикают – надо же, актер завис. Макс приходит в себя.

– Монастырь…

– Ступай добром в монастырь.

Оперативники окружают брошенную на стоянке машину Самарина. Открывают двери. Пусто. Ключи на сиденье. После жеста спецназовцев к машине подходят Худой, Самарин и пара оперативников.

– Проверьте на угоны стоянку. Хотя здесь она не станет рисковать. Сядет на маршрутку, доедет до города. Машину там угонит. А вы что скажете? Вы же с ней сидели. В мозгах ковырялись. Чего нам ждать теперь? Психолог?

– Сложно сказать…

Он выглядит потерянным, после сегодняшнего происшествия с него разом слетел лоск.

– Может, все-таки постараетесь?

– Она цельный человек. Но вылепленный Меглиным. И с детской травмой. Сейчас она приняла решение. Сожгла за собой мосты. Любые переговоры бесполезны, она будет добиваться своего.

– И чего она добивается?

– Скоро узнаем.

– Очень помогли, спасибо.

– Я бы дал больше. Если бы и вы мне дали больше.

– Ты о чем?

– Меглин психопат. Харизматичный, а потому вдвойне опасный. Он манипулирует Есеней, зная ее слабые места. В опасности ее ребенок.

– Ты свистни, когда скажешь что-нибудь, чего я не знаю…

Худой собирается уйти.

– Стойте!.. Я хочу ей помочь. Хочу остановить Меглина. Но для этого мне нужно понимать, кто он. Как работает его голова. Что обусловило его болезнь. Мне нужно его личное дело. Настоящее.

– Нереально.

– Вам мало того, что уже случилось? Всех этих смертей? Он будет убивать, пока мы его не остановим, а остановить его мы сможем, только поняв, как он думает. Если до вас и сейчас не дошло – я просто уйду. Не хочу быть соучастником.

И он действительно уходит. Худой размышляет.

Зоря смывает грим. Макс на взводе, недоволен собой. Снимает одежду, протирает пот полотенцем.

– Выкладываешься по полной, а им лень руки поднять!

– В выходные принимают лучше. И народу больше будет…

– До них не достучаться! Люди ничего не понимают! Они разучились чувствовать! День и ночь на них валится информация, они отупели от смартфонов и соцсетей, их внимание теперь можно привлечь только кровью. Их воображение атрофировалось. Чтобы поверить в убийство, им нужно увидеть его.

– Успокойся, Макс. Он сказал – пока рано.

Стук в дверь. Макс открывает – на пороге курьер в униформе транспортной компании.

– Соколов Максим Геннадьич?

– Да, это я…

– Распишитесь.

Макс расписывается в получении посылки – это небольшая коробка. Курьер выходит, Макс торопливо срывает скотч и достает из коробки брелок с ключами от машины.

– Что это?

Макс направляет брелок в окно, щелкает – отзывается писком и мигнувшими фарами машина во дворе.

– Нет, Зоря. Самое время.

Зоря и Макс выходят на стоянку. Идут к фургону мимо мужчины из зала, остановившегося на выходе, продолжающего выяснять отношения с кем-то по телефону. Макс и Зоря открывают фургон. Зоря забирается в кабину. На приборной панели – телефон ТМНП, она активирует его через пин-код. Макс в кузове открывает подарочный ящик, лежавший посередине. В нем – автомат. Телефон звонит. Зоря включает на громкую связь.