– Руки!..

Надя берет с полки молоток и бьет Есеню по затылку.

Меглин напрягается. Смотрит на конвоира.

– Долго ее нет. Слышишь меня?

– Ровно сиди.

– Иди проверь!

– Ты что, еще приказывать мне будешь?

– Позвони хотя бы – это ты можешь сделать?

Конвоир достает телефон. Телефон Есени звонит в ее сумке.

Геннадий выносит Есеню через черный ход. Открывает борт «Газели» с выстланными изнутри металлическими листами стенами. Внутри – Майкл, связанный по рукам и ногам. Из гостиницы выходит Надя. Геннадий закрывает дверь машины. Отъезжает.

Конвоир вламывается в подсобку с пистолетом наперевес. Пусто. Меглин сдавил шею второго конвоира наручниками.

– А теперь медленно. Достаешь ключи. И снимаешь с меня наручники. Ты понял?

Есеня приходит в себя, когда Геннадий открывает дверь. Геннадий достает из кузова две канистры бензина. Мастерит из досок импровизированный пандус. Забирается внутрь. Сложив инвалидное кресло, вывозит из кузова сначала Майкла. Потом Есеню. Майкл, чей рот заклеен скотчем, плачет. Надя стоит у стога сена, кутаясь в теплый вязаный свитер. Есеня видит, как Геннадий готовит кострище, выдирая из стога солому, сваливая ее в кучу, чтобы лучше горела.

– Это не он убивал. Ты. Это всегда была ты, да?..

Надя пожимает плечами, какая, мол, разница.

– Ты говорила, они сюда приезжают и как с цепи срываются. Их не похищали. Они уходили сами. На свидания. Через тиндер.

Надя улыбается, одобрительно кивает.

– Гена!.. Гена! Не переживай! Не из-за тебя спалились! Из-за меня! Она бы нас все равно нашла!

Она подходит к Гене и торопливо что-то объясняет ему на жестовом языке глухонемых. Возвращается к Есене.

– Переживает… Здоровый, а ум как у маленького. Жалко ему стало француза. Отпустить решил. Фоточку нашел с детьми. Прикол, да?

– Зачем ты это делаешь?

– Я тебе сейчас трогательную историю из детства должна рассказать, да? Нет у меня такой. У Гены есть, но он, блин, не рассказчик. (Комично пожимает плечами.) Впрочем, поговорить иногда хочется. Когда долго не говоришь, связки отмирают. Откуда я знаю?.. Мне всегда иностранцы нравились. Было в них что-то… от принцев. Не наши ваньки. Ген, без обид. Я с детства мечтала – выйду замуж за иностранца. Буду жить на Лазурном Берегу. Носить только белое. А когда приехала к своему принцу, он меня на цепь посадил. В подвале. Водил на поводке. Как собаку. А если вякать пыталась – в холодильник совал. Я там спала, представляешь? Он меня изуродовал. Не только физически, психически. Хансик мой любимый. Держал на грани. Жизни и смерти. Я поняла все про жизнь. Вообще. Ничего нет. Ни бога, ни жизни загробной. Мы просто звери. Умираем и гнием. Я сбежала случайно. Электричество отключили, и замки открылись. А его дома не было. Как я в Россию возвращалась – отдельная песня. По долинам и по взгорьям. По кабинам дальнобоев. Хотела управу на него найти, но мне знаешь что сказали – хотела красивой жизни? Ну а че теперь? Я не красивой жизни хотела. А чтоб меня отогрели. Не вышло. Теперь я. Отогрею их. Раз я для них не человек. То и они для меня не люди. Огонь очистит. Раскроет правду.

– А Гена? Он здесь при чем?

– Он меня любит. Я после заморских похождений своих в дурдом легла. Удивительно, правда? Мне все время было холодно. Мерзла. Даже в плюс тридцать. Приходила к нему. И он мне печку топил. Даже в августе. Мы были вдвоем. Против всего мира. Он убивает ради меня. Это любовь. Грешить ради любимого.

Надя склоняется над Есеней.

– У тебя есть человек, который убьет ради тебя?

Подходит Геннадий. Хватает Есеню за ворот, тащит к Майклу, бросает к нему. И обливает бензином.

– Пожалуйста… У меня дочь…

– И что? Какая ты мать? Бухаешь. Не видишь ее неделями. А так она хоть сохранит твой сказочный образ и не увидит, какая ты тварь. Хоть будет думать, что мама ее любила.

Надя отходит.

– Надя, нет!.. Не надо!.. Пожалуйста!..

Гена, отходя, льет бензин, делая таким образом дорожку. Закончил. Он и Надя стоят теперь на дороге, в пятнадцати метрах от Есени и Майкла. Надя достает зажигалку.

– Прощай, Есенька. Рада была тебя встретить. Серьезно.

– Стой!..

– Что?..

– Ты спрашивала… Есть ли человек, готовый ради меня убить. Есть.

Издалека доносится звук ревущего на полных оборотах двигателя. Геннадий и Надя оглядываются – и в последний момент видят несущийся по дороге, прямо на них, фургон с выключенными фарами. Меглин выжимает из фургона все, стрелка трясется в районе ста сорока. Геннадий отбегает, но Надя смотрит на приближающуюся машину как зачарованная. Геннадий рычит что-то страшное, в чем при желании можно было бы различить «НАДЯ!» – бросается за ней, хватает, и в этот момент фургон врезается в них и отбрасывает тела с дороги. Меглин резко тормозит. Выбегает из машины, бросается к Есене, оттаскивает ее и Майкла от подготовленного кострища.

– Ты как?.. Цела?..

Меглин развязывает Есеню.

– Да… В порядке… Как ты меня нашел?..

– У него же маячок был. Я друга попросил с ментами связаться.

– А где… друг?

– По дороге высадил.

Меглин и Есеня смотрят друг на друга. В их взглядах – впервые что-то, похожее на теплоту.

– Гена… Гена!!..

Меглин и Есеня оглядываются: Надя, искалеченная ударом, подползла к Гене, поднимает руками его окровавленную голову, прижимает к себе. Меглин идет было к ним.

– Стоять!! – Надя кричит на него.

Она поднимает зажигалку, щелкает ею, и в ее слабом свете видно, что она и Геннадий – у оставшейся канистры с бензином.

– Надя. Не надо…

– Почему?

– Ты будешь жить. Он будет жить.

– Как этот? На цепи? В клетке? Пробовала. Хватит. Ничего нет такого в жизни, чтобы за нее держаться.

Она бросает зажигалку. Взрыв. Меглин укрывает Есеню.

К полю с горящей скирдой с сиренами подъезжают машины «Скорой», пожарные и полиция. Широков выходит из полицейской машины. На обочине дороги сидит потрясенный Майкл. К нему подходит Меглин, опускается на корточки. Говорит очень громко, как с глухим:

– Ну, как тебе Раша? Во!

И протягивает вытянутый большой палец. Майкл не понимает, что это значит, но палец выставлен так требовательно, и этот сумасшедший перед ним явно чего-то от него ждет, поэтому Майкл выставляет свою руку так же и касается большого пальца Меглина в пародии на рукопожатие.

– Такой вот у нас! Фестиваль калача!

У Есени звонок. Она смотрит на дисплей. Женя. Есеня сбрасывает вызов, идет к Меглину.