Есеня смотрит в камеру.

– Я к вам обращаюсь. У вас нет другого выхода. И у меня тоже.

Худой сидит у монитора, глядя на обращающуюся к нему Есеню. Самарин тоже косится на камеру, но это его допрос.

– Подождите, я… попробую решить.

Самарин выходит из комнаты.

Короткий стук в дверь. Заходит Самарин.

– Ну… Вы все слышали. Что скажете?

Есеня осталась одна. На столе перед ней – оставленный Самариным блокнот, закрытый, заложенный карандашом посредине. Худой с сомнением смотрит на Есеню в мониторе.

– А ты что скажешь?

Самарин задумывается, медлит, формируя ответ.

– Думаю, она пытается нами манипулировать. Это часть плана. Игры, которую ведут с нами она и Меглин. Другой вопрос – почему бы в нее не сыграть?.. Не спорю, риск высокий. Но и ставки тоже. Если вам интересно мое мнение – можно попробовать.

Худой смотрит в монитор. Есеня, словно почувствовав его взгляд, поднимает на него глаза, и пару мгновений они смотрят друг на друга, и хотя не видят один другого, знают, чувствуют взгляд.

– Нет.

Самарин ждал другого.

– Но…

– Я ответил.

Худой одергивает его взглядом. Самарину ничего не остается, как согласно кивнуть. Самарин входит в комнату. Есеня вопросительно смотрит на него. Он отрицательно водит головой, садится и видит свой блокнот без карандаша. Секунда требуется ему, чтобы понять, но поздно – Есеня, ловко бросив тело через стол, хватает его за волосы, бьет лицом в столешницу и упирает карандаш в глаз, и кричит в камеру:

– Я убью его!..

Худой вскакивает со стула – настолько неожиданно все произошло.

– Открывай дверь! Немедленно!.. Открой дверь, я убью его!..

Есеня прикрылась Самариным, острие карандаша процарапало тонкую кожу у глаз, и по щеке Самарина скатилась маленькая красная слеза. Полицейские – среди них начальник тюрьмы и Худой – стоят в узком коридоре, в руках – оружие, нацеленное на Есеню.

– Ты совершаешь ошибку…

– Рот закрой! Опустили оружие!.. Все! Живо!..

Худой после короткой паузы опускает пистолет. Конвоиры не торопятся, и Худому приходится положить руку на пистолет начальника тюрьмы, и взгляд, которым тот отвечает, не назвать добрым.

– Пистолет сюда, ногой!..

Худой подчиняется, ударив по пистолету ногой – про-ехав по полу, он оказывается на середине расстояния между Худым и Есеней.

– Теперь назад!.. Я сказала – назад!..

– Стеклова!.. Пока дел не натворила – остановись! Все еще можно уладить.

– Вы уладили уже!.. Если кто дернется – я успею его убить. Это ясно?

Есеня и Самарин оказались в безлюдном коридоре. Она выглядывает, оценивает вертушку на КПП и понимает: там не пройти.

– Ну что? Об этом ты не подумала?

– Заткнись!

Есеня лихорадочно соображает.

– Ты не уйдешь, ты же это знаешь. Они не выпускают тебя, а дают тебе выйти. Чтобы спокойно грохнуть с вышки, пока будешь уходить по мостику.

Она понимает, что он прав, и это бесит ее.

– По крайней мере, тебя успею грохнуть.

– Может, да. А может, нет. Но дочь ты так точно не спасешь.

Позади слышен топот.

– Стоять!..

Она закрывается Самариным от людей, которые подходят с внутренней территории тюрьмы, но слышит движение и на КПП, поворачивается то в одну, то в другую сторону. Самарин поворачивается с ней, подняв руки.

– Ты никогда не слушала меня. И видишь, к чему это привело? Послушай сейчас. Один раз.

– Я не сдамся…

– Я не предлагаю. Мы выйдем вместе. Живыми. Если послушаешь меня.

– Зачем тебе это?

– Я хочу, чтоб у тебя все получилось.

– Почему?

– Я не могу по-другому. Я не могу дать тебе умереть.

Он смотрит на нее в упор. Она догадывается о том, что он хотел сказать.

– Прошу. Поверь мне. Я нас выведу. Но все должно выглядеть по-настоящему.

Есеня обмотала голову Самарина курткой, так, что они оказались связаны в единое целое – он достаточно свободен, чтобы пройти турникет, но вырваться не может.

– Не двигаться! Если кто дернется, я в него пулю всажу, ясно?..

Охранники жмутся к стенам. Им дают пройти. Показались мостки и вода. Снайперы на вышках прильнули к винтовкам. Есеня распутывает куртку и прижимает Самарина к стене.

– Готов?

– Сделай уже…

Есеня размахивается пистолетом и вбивает ствол в рот Самарина, разрывая губы и кроша зубы. Он орет от боли, но она, схватив его за волосы, не дает убрать голову и ввинчивает пистолет дальше, дальше в горло, насколько возможно. Худой удивленно хмурится.

– Что она делает?..

Есеня выходит на мостки – они с Самариным идут в одном темпе, ритме, словно партнеры в бальном танце. Есеня одной рукой почти нежно придерживает Самарина с залитым кровью подбородком и воротом рубахи, вставив вторую руку с пистолетом ему в рот.

– Мой палец! На спусковом крючке! Если убьете меня – он погибнет! Если раните – он погибнет! Даже если я оступлюсь – он погибнет! Поэтому не надо меня пугать!

Они медленно идут по мостку, прижавшись друг к другу. Начальник тюрьмы смотрит на Худого. Тот качает головой – не надо.

– Из моей тюрьмы не бегут!

– Пусть. Уходит.

Есеня отходит по мостку. До стоянки, у которой, среди других, припаркована машина Самарина.

– Открывай… Медленно…

Самарин достает ключ и открывает машину.

– За руль…

Есеня садится рядом, держа пистолет у его головы. Самарин оказывается между ней и тюрьмой, закрывая снайперу возможность выстрелить в Есеню, не причинив Самарину вреда. Самарин заводит машину.

– Поехали…

– Куда?

– Просто, блин, поехали!..

– Я понял. Не надо нервничать.

Из-за разбитого рта шепелявит. Машина отъезжает. Машина выезжает на трассу. Молчание в салоне. Есеня напряженно вглядывается в трассу, в зеркала, ожидая погони. Самарин молчит, с опаской поглядывая на Есеню.

– Я могу помочь.

– Да. Помолчи.

– У него твой ребенок, о нем в первую очередь надо думать…

– Я о ней и думаю. Сворачивай.

Машина сворачивает на грунтовку, окруженную с двух сторон лесом. Машин здесь нет.