Она встретила мои слова взглядом, полным мрачного восхищения:

– Похоже, мы одинаково безжалостны.

– Может, и так. Тебя это беспокоит?

– Нет. – Фура поддразнила меня улыбочкой. – На самом деле даже нравится. Но есть одна маленькая деталь: ты понятия не имеешь, с чего начать.

– Верно, – согласилась я. – Но у меня есть время подумать об этом, и есть Паладин, и все эти записи, с которыми обязательно поможет разобраться Лагганвор. Боса тоже этим увлекалась. У этого корабля все еще есть секреты, которые нужно раскрыть. Откуда нам знать, что ей не удалось добыть хотя бы половину ответа?

– Ты сошла с ума, – сказала Фура, но в ее глазах было больше уважения, чем жалости, как будто мое безумие немного сблизило нас, двух сестер, охваченных азартом совместного предприятия, даже если наши личные цели совпадали лишь частично.

– Может, и так. Но все это не безумнее твоей мечты о пистолях. По большому счету нами движет любопытство. Ты чувствуешь, что пистоли имеют значение, выходящее за рамки их транзакционной ценности; что они, по сути, важнее простой валюты. Возможно, они являются ключом к разгадке скрытого механизма нашей цивилизации. Это меня тоже интересует, не стану отрицать. Но я также хочу кое-что узнать о происхождении нашего Заселения, а также о факторах, которые могут привести к его гибели. Если бы мы говорили о часах, я бы сказала, что тебя интересует устройство их механизма, тайны шестеренок и храповиков. А мне бы хотелось узнать, кто сделал эти часы. Твои интересы функциональны, мои – онтологичны.

– Я рада, что ты разбираешься в собственных побуждениях, – сказала Фура. – Похоже, так же хорошо, как и в моих.

– С сожалением сообщаю вам, капитаны, что к нам приближается корабль. Это ракетный катер с «Белой вдовы», и он быстро сокращает расстояние.

* * *

Очевидно, когда стало ясно, что выживание Глиммери не связано с нашим собственным, боеспособные подчиненные Рестрала заправили свой тяжелый катер и пустились в погоню. В пространстве между мирами только солнечный парусник мог догнать другой такой же, и лишь при условии, что у штурвала стоял мастер, а внешние факторы сложились благоприятным образом. Но корабль вроде нашего был чрезвычайно уязвим в непосредственной близости от миров, находясь в пределах досягаемости ракетного транспорта, вроде этого катера. Катерам не хватало ни топлива, ни автономности, чтобы преследовать солнечный парусник в глубоком космосе, и это был один из недостатков, которые играли на руку капитанам.

Не в этот раз. За нами гнался меньший по размеру, но невероятно быстрый и хорошо бронированный корабль, и хотя «Мстительница» превосходила его по количеству орудий, ему нужно было сделать всего один точный выстрел, чтобы лишить нас маневренности, а то и уничтожить. Это шло вразрез со всеми общепринятыми нормами войны, и существовавшие прецеденты были крайне сомнительны. Общее благо зависело от взаимной вежливости даже в космосе, а такой образ действий был крайне невежливым.

Но мы заслужили это, подумала я, не выполнив данного Глиммери обещания.

Поскольку главный трещальник вышел из строя, Фура отправилась на наш катер и попыталась урезонить преследователей. Последовал обмен сообщениями. Корабль противника, сообщила она, находится под командованием однорукого мистера Тренслера и вооружен носовым орудием крупного калибра, способным с легкостью снести наши паруса, разрушить ионный излучатель или насквозь пробить корпус. «Мстительница» отменно бронирована по сравнению с большинством кораблей, но ради брони приходится отказываться от легкости и проворства. «Рассекающая ночь» всегда славилась умением прятаться и нападать из засады, а вовсе не запредельной неуязвимостью.

Фура потребовала прекратить сближение. Пообещала открыть огонь, если катер сократит расстояние. И хотя она попытается ослабить его, проявив обещанное мне милосердие, сделать это с миниатюрным судном будет гораздо труднее, чем с громоздким солнечным парусником. Если наш выстрел попадет в цель, корабль, скорее всего, будет полностью уничтожен.

Это преследователи понимали. Не могли не понимать, поскольку такой опытный космоплаватель, как мистер Тренслер, наверняка был прекрасно знаком с реалиями асимметричной войны.

И все же они не отступили.

И вот – поскольку я не смогла придумать другой способ убеждения – я пошла в комнату костей. Я знала, что на чужом катере есть такая комната: он был тяжелым и хорошо оборудованным судном, так что подобный расклад казался вполне вероятным. Я не сомневалась, что Часко, чтец костей, находится там.

Я подключилась со всей поспешностью, которую диктовал бой. Знала, времени у меня в обрез и Часко мой единственный рычаг давления.

По самой жестокой иронии судьбы наш череп заработал «с полутыка». Мог бы оказать любезность мне, не включившись вообще, или Часко – не связав нас, но вышло иначе.

* * *

И тут я это почувствовала.

Один выстрел, один разряд нашей кормовой гаусс-пушки. Я представила себе, как снаряд уносится прочь, проваливаясь в пространство, имея два варианта судьбы. Он либо пролетит мимо катера, либо попадет. Третьего не дано. Я могла только надеяться, что выстрел предупреждающий, или пристрелочный, или неточный из-за ошибки Паладина. Но, наверное, в глубине души знала, что надежде не суждено сбыться.

Я попыталась закрыть свой разум от Часко, утаить от него знание того, что должно произойти.

Наступила короткая пауза. Поток рациональных мыслей прекратился. Но разум Часко все еще был связан с моим через череп. Я напряглась, зная, что сейчас произойдет. Но я была не в силах защитить себя от этого, как была не в силах и защитить Часко от его неминуемой гибели.