Безусловно, подобные метамагические преобразования можно было считать полноценным заклятьем. Но Альфреду, скорее, хотелось понимать их как нечто среднее между настоящими возможностями человека и тем, что имеет законченную структуру полностью оформленного колдовского действа. Которое затем и можно было назвать одной из никому не известных фраз изначального вселенского языка, на котором тем не менее неосознанно имеет возможность говорить каждый чёрный колдун, когда творит свои выражения воли, если верить словам Эргарота.

С подобными настроениями Альфред вскоре исследовал не менее трёх комнат вокруг, попутно продолжая усиленно разгонять целые тучи местных передающих заклинаний, мотаясь для этого от кристалла к кристаллу по пролегавшим между ними почти таким же шикарным коридорам дворца, многие из которых тоже оказались на удивление пустыми. Хотя и не совсем были лишены признаков чьего-то присутствия, поскольку сквозь пол молодой колдун всё же ощущал слабое мельтешение отдельных людей, служивших, видимо, местными канцелярскими крысами, конторскими работниками и правительственными агентами. Правда, их встречалось здесь отнюдь не так много, как ему представлялось ранее.

Напротив: внушавшиеся всем гражданам этой страны вполне очевидные представления о переполненности королевского дворца целыми отрядами высокопрофессиональной стражи, как и многое другое в этом загнивающем королевстве, оказалось всего-навсего публичным заблуждением. И лишь в куда менее значимой степени — правительственным обманом, дабы никто из жителей королевства и помыслить не мог о чём-либо похожем на штурм. И теперь Альфред отчасти сильно корил себя за это. Но лишь отчасти, поскольку для «образовательного самобичевания» он мог найти время и как-нибудь потом.

А в данный момент молодой колдун просто чувствовал как это место — вначале совсем незаметно и исподтишка, но затем куда более отчётливее и яснее — начинало буквально давить на него со всех сторон. Отчего с каждой секундой ему становилось всё непривычнее и сложнее находиться здесь, сохраняя при этом отдельные стороны своей личности без изменений. Словно бы разум Альфреда незаметно для него самого начинал потихоньку предавать хозяина, стремясь принизить, распластать и превратить его в раба для всех и каждого из пребывавших здесь высокородных людей, в зависимости от их правительственного положения. Как будто каждый из государственных чиновников незримо требовал безмолвного и беспрекословного уважения к себе со стороны любого обычного гражданина — да что там, любого грязного червя, живущего в этой огромной стране. Если, конечно, данному червю вообще когда-либо выпадет шанс воочию увидеть хотя бы одного из здешних бесконечных министров вживую и, что ещё более важно, осознать сей богоподобный факт для самого себя. От чего подобное отношение создавало подсознательную убежденность в том, что граждане Сентуса не владели своим государством, а просто арендовали его у короля и его правительственных служащих.

Искусственно внедряемая с ранних лет в разум каждого отдельного человека внутри организованного социального строя, эта ложь была призвана контролировать его поведение самым малозатратным способом — за счёт его же собственных домыслов. А также за счёт бытовавшего прежде почти во всех странах мира рабовладельческого уклада, поддерживавшегося когда-то отнюдь не тайно, а в открытую, при помощи силы.

Но поскольку, в отличие от представителей этого высшего общества, равно как и от их многочисленных почитателей, Альфред вообще не разделял людей ни по какой из возможных схем внутрисоциальных отношений, то для него существовало исключительно одно прямое деление — на сильных и слабых. И такие моральные установки позволяли чёрному колдуну сражаться с кем угодно, будь за этим человеком даже целая армия, совет министров или страна. Лишь бы только его противник в конце концов не оказался жалким дохляком с властью в руках, интересы которого до этого отстаивали другие люди, поскольку в таком случае с ним будет просто неинтересно сражаться. Именно так когда-то приучал его видеть мир Джаргул, наставлявший ученика воспринимать все остальные препятствия между чёрным колдуном и его целью как иллюзорные, существующее в состоянии одурманенного принуждения и не отвечающие сами за себя. Будь то меч, волшебная палочка или живой человек. Поскольку ни один из этих объектов в понимании любого чёрного колдуна не обладал собственной волей и не имел возможности осознать настоящей личностной свободы выбора перед лицом обстоятельств. А потому каждый из них отличался от прочих лишь номинально — по факту строения клеток или способу рождения на свет. И потенциально — по факту возможности обретения действительно независимого сознания в будущем.

Вот почему безустанно работающий мозг Альфреда сейчас очень ревностно отстаивал его самоопределяющие качества личности, от которых зависели абсолютно все его колдовские способности. Но, к счастью, для их сохранения у молодого колдуна уже давно имелось нужное магопсихосоматическое упражнение, и, пока он искал центральный зал дворца, оно то и дело срывалось с его губ почти беззвучно: «Я — якорь! Я — якорь!»

Так продолжалось ещё пару минут, на протяжении которых Альфред не успел осмотреть и пятой части всех этажей и кабинетов этого, надо думать, ещё и самого запутанного здания королевства. Однако в какой-то момент, когда молодому колдуну уже почти удалось стабилизировать своё внутренне состояние, впереди, помимо бесконечных красных ковров и гобеленов, он увидел огромную просторную площадку перед широким ступенчатым пролётом. Его стены были украшены странного вида магическими лампадами, сиявшими голубоватым огнём кристаллических установок, а по периметру самой площадки тянулись ряды резных королевских кресел с золочёными шашечками по краям. И тут настроение Альфреда резко переменилось.

Отовсюду в его сторону сплошным потоком понеслись настолько упорядоченные и совершенно лишённые личных интересов мысли такого большого количества людей, что многомерность ума юного бунтаря еле-еле смогла это выдержать, и Альфреду тотчас же пришлось занять оборонительную позицию. После чего из всех углов и даже из воздуха перед ним стремительно возникли фигуры людей крепкого сложения, искусно скрытые до этого заклинанием «невидимости», в чёрной как смоль военной форме. Их появление говорило сразу о многом, и в первую очередь подтверждало изначальную догадку чёрного колдуна о том, что королевский дворец всё же имел какую-никакую охрану.

И она как нельзя лучше подходила для перехвата любого врага, поскольку без лишних слов и команд эти люди сразу же выхватили свои палочки и направили их в сторону Альфреда, словно искусная труппа марионеток, Окончательно разрушив почти сакральную тишину дворца, их синхронные заклинания грянули гулкими очередями однотипных зарядов, от скоростного полёта которых ни один человек не сумел бы даже уклониться. Не говоря уже о том, чтобы создать противодействующее заклинание, будь у него при себе хоть палочка, хоть сама пустота пространства в качестве оружия. И врезавшись вдобавок во все хрустальные вазы с навечно застывшими в них с помощью магии букетами ярких цветов, а также искуснейшие картины и гобелены за ними, самовоспроизводящаяся волна точечного истребления цели всего за несколько коротких залпов прекрасно справилась со своей задачей. Хотя и похоронила под собой так много прекраснейших произведений искусства.