Прости, прости, ради Бога, лягушоночка моя! Теперь у меня еще добавился один пункт к длинному списку, за что буду вымаливать прощения. Но это все потом.

Оглядевшись, оценил обстановку. Машина преследователей повисла в десятке метров внизу, уткнувшись в дерево. Никаких признаков жизни там никто не подавал, но это ничего не значит. К тому же никакой уверенности, что они одни, и не подтянется еще кавалерия, у меня не было. Такие скоты обычно стадами передвигаются. Значит, наша задача убраться как можно быстрее. Но дым, поваливший из-под капота моего внедорожника, стал непрозрачным намеком, что на нем нам больше не светит передвигаться. Ладно, тогда сейчас главное свалить с дороги, где мы как блохи на лысине. Тут-то через горы идти всего ничего. Но нужно было срочно приводить в чувство мое заледеневшее от страха сокровище.

— Васька! — сказал я не слишком нежно. — Слышишь меня? Ты цела?

Не дожидаясь ответа, я сам стал ощупывать ее в поисках возможных повреждений.

— Лапать меня прекрати! — неожиданно крикнула она, одновременно пугая и жутко радуя меня. Если психует и злится — значит нормально.

Выглядела она еще шокированной и дышащей, как загнанная лошадь, но взгляд уже был осмыслен. Она с ужасом посмотрела на дымящуюся машину, потом в ту сторону, где зависли наши преследователи.

— Какого черта произошло?! — ее голос дрожал, но это не было похоже на истерику, ровно до тех пор, пока она не наткнулась глазами на мой промокший от крови рукав. Вот тогда она закричала. Истошно и по-настоящему.

— Кровь! Боже, у тебя кровь! — ее затрясло, и я отчетливо услышал, как лязгали ее зубы, как от холода.

— А ну, хорош орать! — рявкнул я и тряхнул, приводя в себя. — Это царапина! Поняла?

Василиса сглотнула и неожиданно покорно кивнула. Ну и хорошо.

— Сейчас я возьму из машины все необходимое, и мы совершим небольшой романтический поход через горы. Ясно? — Василиса кивнула, но при этом прищурилась, и я решил уточнить. — Что тебе ясно?

— Что ты придурок, Сеня! Какой, к черту, поход, когда у тебя кровь?

— Васька, я тебе уже сказал, что это царапина, и если будешь хорошей девочкой, я тебе разрешу поиграть в медсестру и перевязать меня. Обожаю ролевые игры! — нахально усмехнулся я, поднимаясь и заставляя встать ее.

— Ты совсем дебил? О чем ты говоришь в такой момент? — тут же взвилась она, окончательно сбрасывая остатки паники из-за подступившей злости.

— О насущном и наболевшем, дорогая моя, — еще чуть подразнил ее. — Но если серьезно, нужно валить отсюда, потому что в любой момент могут подъехать подельники этих милых ребят, и вот тогда будет правда плохо. Машина не на ходу, значит, идем через горы пешком, тут расстояние фигня.

— Но ведь по дороге может кто-то проехать, кто поможет нам! Или мы можем позвонить, чтобы нам помогли! — растеряно заозиралась она, словно в поисках чуда.

Эх, заноза ты моя. На меня смотри, я твое чудо… хотя и наказание в одном лице.

— Связи нет здесь. И как ты определишь, что в подъезжающей машине не такие же мерзавцы? Думаешь, у них будет на машине значок, как у такси: «Плохие парни»?

Василиса захлопала глазами, с надеждой уставившись на меня, и губы ее задрожали. Внутри заворочалось что-то такое огромное и первобытное, что я ощутил себя долбаным пещерным медведем, способным сокрушить все и всех, только бы стереть это беспомощное и уязвимое выражение с ее лица.

— Что же нам делать? — сглотнув, спросила она.

— Слушать меня во всем, — запихнул свое желание обнять и укачать, как ребенка, успокаивая и сберегая. Сейчас нужны действия и жесткость, а не сопли и утешения. — Делать, как говорю. Я иду впереди. А ты за мной. След в след! Готова?

Сжав зубы, Василиса опустила глаза и кивнула. Вот и славно.

ГЛАВА 25

Василиса.

След в след. След в след! Черт бы все это… Я руки своей не вижу, а должна идти след в след. Да я всю жизнь с опаской относилась к вылазкам на природу! То комарье, то дым вечно в мою сторону, то еще какая напасть. И ладно еще пикник — приехал на машине и уехал на ней же. Но когда я видела дядю Максима и Арсения с огромными — выше их голов — рюкзаками, я постоянно вслед крутила пальцем у виска. Вот что, скажите мне, может быть такого нереально интересного в 40 километровом марш-броске по горам? Особенно если почти половину этого маршрута можно проехать на внедорожнике! Так нет же! Эти упертые дуреломы ходили только пешком. Причем летом уходили иногда на неделю. Возвращались заросшие, грязнючие, пардон, вонючие, но неизменно счастливые. Взахлеб рассказывали то о ночевке рядом с дольменами, то о праздновании Ивана Купалы с прыжками через костер и кулачными боями, то о скальных маршрутах, которые им подсказали местные альпинисты, где можно зайти без страховки, то о метеоритных дождях, которые в августе хорошо видны на горе Казак. Мама улыбалась и поддакивала, а я просто поджимала губы и уходила к себе в комнату — мне милее были мои книги и альбомы с рисунками, чем такое пацанское времяпрепровождение. А они, знай себе, продолжали веселиться на кухне, рассказывая маме, как издевались над енотами, оставляя им рядом с палатками хлеб без корки, который чистоплотные, но жутко шкодливые и вороватые зверьки тащили к воде, чтобы помыть, а мякиш, соответственно, в воде расползался, оставляя бедолаг голодными. Хвастались, что научились делать походную баньку, для которой нужен был только достаточно большой кусок полиэтилена; в лицах показывали, как на них выскочила косуля, которую эти дуралеи пытались поймать; заставляли меня потом пить воду из якобы лечебного родника — а она, вода эта, жутко воняла каким-то ржавым железом. В общем, эдакие дикие забавы альфа-самцов…

Но в данный момент я как никогда четко осознала, что, будь у меня сейчас выбор — с кем пережить ситуацию, в которую мы попали, я однозначно скажу — только с Сеней. Я могла сколь угодно много и долго сердиться на него за какие-то детские свои обиды или подставы, но в эту секунду понимала: если Сеня скажет «прыгать», я спрошу «насколько высоко». И это не дурацкий прием из тим-билдинга, а то реальное доверие, которое слабый испытывает по отношению к сильному, способному спасти и защитить.

Мне и в голову в тот момент не пришло пререкаться и оспаривать его решение, единственное на чем настояла — это немедленно, хотя бы поверхностно обработать его «царапину». Он