Черкасский. Никуда ты не пойдешь. Незачем цирк устраивать.

Дарья. Ну, дед, Сергуня.

Черкасский. Нет и нет. Ни Ленка, ни Лялька, ни Витька, тем паче, в церковь не пойдут. Это мое условие, иначе сбегу из-под венца, как Подколесин.

Дарья. Там до венца не дошло. Это Настасья Филипповна смылась. (После паузы.) Мама говорит, что Витьке уже недолго на костылях? Скоро с палкой пойдет?

Дарья. Не страшно, главное, что жив остался. Позвоночник не задело.

Черкасский. Да, слава Богу.

Дарья. Дяде Андрею так и не сообщили?

Черкасский. Нет. Скрыли. Зачем его волновать понапрасну? Приедет, сам увидит. Что за мир вокруг, внучка? Не страна, а криминальная зона какая-то.

Дарья. А следствие ведется?

Она наливает кофе.

Черкасский. Ведется, да что толку. Много они нараскрывали? Да и Витька ни черта не помнит: какие-то трое, ночью, качки. Лиц, естественно, не запомнил. Беда.

Дарья. Дед, это все уже позади, слава Богу. Не расстраивайся, тебе нельзя. Ты сегодня молодожен.

Черкасский. Просто старый дурак.

Дарья. Сергунечка, не ной. Чудный день – свадьба, праздник. На носу премьера.

Черкасский. А ты не увидишь премьеру, талисман ты мой. «Храни меня, мой талисман. Храни меня во дни волненья, во дни отчаянья…»

Дарья. Может, и увижу еще.

Черкасский. Что?

Дарья. Ничего. Вот дядя Андрей скоро папой станет.

Черкасский. А твоему отцу спасибо, что эту штуку подарил. (Он указывает на факс.) Теперь с Андреем постоянная связь. Не то что раньше. И этот дружбан твоего отца, немец, славный. Жаль, по-русски не говорит, а через переводчика не то.

Дарья. Лялька наша его отлично понимает. Я бы даже сказала, что она как-то сразу начала его понимать.

Черкасский. Оставь, Дашуся. Ему под пятьдесят, не меньше.

Дарья. И что? А Чаплин с Уной? А Пикассо? А Майкл Дуглас? Или этот, как его, грек Зорбе, ну который у Феллини в «Дороге», так этот в восемьдесят два. Дед, в восемьдесят два, ребенка от молодой народил! Так что даже у тебя не все потеряно.

Черкасский. Дашка, я бабке нафискалю. Скажу: в день венчания твоя внучка, Дарья, меня подталкивала к незаконным связям с сексуальными последствиями.

Дарья. А я ей нафискалю, что ее жених перед походом в храм водку пьет. Вообще я чувствую по настроению, что с Лиром распогодилось?

Черкасский. Тьфу, тьфу, тьфу (стучит по дереву). Есть куски ничего, но пока только отдельные сцены. Как все вместе сложится, неясно. Неясно.

Дарья. Но ты-то сыграешь?

Черкасский. Если не соберется в целое, никакая игра не спасет.

Дарья. Ладно, дед, переключись на роль жениха. Жаль, что не увижу.

Черкасский. Посмей только к церкви подойти.

Дарья. О’кей, дед. Но больше ни рюмки. Это мое условие.

Уходит. В это время входят Ляля и Миша.

Миша. Здрасьте, Сергей Андреевич.

Черкасский. «Чуть свет уж на ногах и он у Ваших ног»?

Ляля. Наше вам, жениху, поздравляю ваше королевское величество (дает цветы).

Черкасский. Рано поздравлять. Спасибо. Пойду, надо черный костюм вытащить и отпарить. Не поможешь?

Ляля. Ты вытащи, я отутюжу (цитирует из Бродского).

Черкасский уходит. Ляля и Миша остаются.

Ляля (заметив водку). Водочка (наливает себе). Ты будешь?

Миша. Я за рулем, Лялька.

Ляля. А я выпью. Утюг в руках удержу, а потом надо перед событием отоспаться, в форме быть.

Миша. У вас много гостей сегодня?

Ляля. Только свои. Дед так решил. Только свои. Все. Ну, почти все. Так что извини, Мишель, я не приглашаю, не в правах приглашать.

Миша. Нет, я понимаю. Ты же не хочешь сделать меня членом семьи. Почему, правда, не понимаю?

Ляля. Опять двадцать пять?

Миша. Да, Ляля, опять. На самом деле я не то чтобы нищий студент, как ты любишь говорить. Да, пока я в общаге, но я подрабатываю, звучу в этих сериалах мексиканских, мне уже и в наших, в мыльных предлагают.

Ляля. Ты ж понимаешь!

Миша. Я отказываюсь. Жду чего-нибудь приличного.

Ляля. Жди, Мишель, жди до второго пришествия. Сейчас не времена Тарковского и Бондарчука, а у двух-трех теперешних мэтров или двух-трех новомодных кто будет играть – заранее можно вычислить. Десяток уже известных, заметь, уже известных и попавших в обойму. Эх, Мишка, Мишка, это не шестидесятые, когда практически только и было, что свое кино. Голливуд весь мир съел, и нас в том числе. Нет, серьезно, Мишель, я желаю тебе и счастья, и удач от всей души. Желаю, от всей души желаю. Ты вполне этого достоин, дорогой. Говорю это абсолютно искренне: ты одаренный, ты фанат, как дед мой, но времена фанатиков, к сожалению, ухнули и помахали ручкой. Шансы проявить себя, сделать имя, карьеру, стать профи, личностью, минимальны. Минимальны. Это в дедовское время имидж себе в кино или на телевидении сделать молодому, если у него данные, разумеется, что на два пальца поплевать, дорогой. А сегодня? В ящике? Да. Если ты артист-шоумен, тогда да. Или модный телеведущий. То есть, что остается? Старик, театр? Но сколько там платят, даже ведущему? Это я по деду знаю. Поэтому и «Щуку» бросила. Бесперспективно, Мишель, бесперспективно, милый. Обидно, но факт. Ах (выпивает).

Миша. А быть манекенщицей лучше? В чем ты видишь перспективу?

Ляля. Да и тут непросто. Тоже вопрос везения, но шансов сделать жизнь сегодня много больше. Надо только голову на плечах иметь. А если она есть, то не терять ее (целует Михаила).

Михаил. Ляля, Ляля.

Ляля. Ну что, милый, что, мой дорогой? Опоздали мы родиться. Ты, во всяком случае. Но ты фанат, дай тебе Бог, милый ты мой.

Миша. Ты вроде как прощаешься со мной.

Ляля. Сегодня, во всяком случае. Что-то с моей башкой. Перебрала. Надо деду еще свадебный фрак отутюжить.

Миша. Ляля.

Ляля. Все, Миша, все. Поцелуй меня в щечку и пока. И в Москву, в Москву, в Москву. «Слышите, как играет оркестр?»

Мишель. А может, вон из Москвы? А, Ляль?

Ляля (жестко). Может и так, Мишель. Очень возможно. Не исключаю этот вариант. Очень возможно, что именно так и будет.