Ряд событий из описываемого этапа рутенберговской биографии помогают восстановить донесения секретных осведомителей, ведших неустанное наружное наблюдение за своим подопечным. Русская полиция, по выражению Е.Е. Колосова,

Это прилипчиво-преследующее круглосуточное соглядатайство с трудом переносили даже закаленные и привыкшие к подобным испытаниям люди. Мать Савинкова, жившая в политической эмиграции в Париже вместе с сыном53, доведенная до отчаяния изматывающей нервы слежкой, обратилась к директору Петербургского охранного отделения генералу A.B. Герасимову с предложением своих услуг как информанта, готового все сообщать о собственном сыне в плату за то, чтобы его оставили в покое (Spence 1991: 89)54. Сам Рутенберг, после того как покинул Италию и перебрался в США, где слежки за ним, по понятным причинам, быть не могло, тем не менее, как свидетельствуют хорошо знавшие его люди, ходил по улицам Нью-Йорка, крадучись (furtively) и озираясь по сторонам, не следит ли кто за ним (Lipsky 1956: 124).

Однако нет худа без добра, и не помышляя, разумеется, о том, зарубежная агентура Департамента полиции оставила бесценные документальные свидетельства для будущих исследователей и тем самым внесла неоценимый вклад в историческую науку. Значительным подспорьем секретных осведомителей была перлюстрация писем, причем, поскольку многие из них русского языка не знали, работа по их копированию – при тогдашнем отсутствии технических средств – требовала титанического труда и терпения. Тот же Колосов описывает примитивную технику калькирования писем иностранными агентами, с помощью которой их содержание становилось известным Департаменту полиции:

В самой Италии, где условия страны этого не позволяли, зарубежного отдела русская полиция не имела55, и работу приходилось вести из соседней Франции. Здесь секретной агентурой вплоть до 1917 г. занимался упоминаемый Колосовым A.A. Красильников, в марте 1909 г. сменивший на этом посту питомца Рачковского А.М. Гартинга (Zuckerman 1973: 178), под маской которого, как известно, скрывался провокатор Ландезен-Гекельман, разоблаченный В.Л. Бурцевым и удаленный от службы Николаем II (его донесение об убийстве Гапона приводилось в I: З)56. Охранку прежде всего, разумеется, интересовал Рутенберг-революционер, но поскольку жизнь любого, даже самого фанатичного врага режима не сводится только к революционной борьбе, постольку «объект» изучался в полном объеме. С другой стороны, деятельность Рутенберга как еврейского националиста была в глазах охранителей порядка и устоев Российской империи связана с неменьшим злом. К тому же политический сыск не мог оставаться равнодушным к тем процессам, которые хотя и происходили за пределами России, но – пусть косвенным образом – оказывались тесно с ней связаны. Одним из таких процессов была организация еврейских колоний в Палестине, о которых зарубежные агенты исправно информировали петербургское начальство. Этот интерес российских полицейских служб к тому, что происходило за тридевять земель, в далекой Палестине, мог бы показаться чрезмерным, если не учитывать, что большинство колонистов составляли русские евреи. К их взглядам и настроениям полиция не могла быть безразлична, поскольку речь шла о русских подданных, проживавших на территории государства, с которым Россия находилась в состоянии войны.

После того как евреи Палестины в своей массе отвергли предложение принять турецкое подданство и вступить в турецкую армию57, они были выдворены в Египет и оказались в положении изгнанников. Но даже и тогда, опрошенные англичанами, под чьим протекторатом Египет в то время находился, они не пожелали возвращаться в Россию, полагая, что попадут под еще более тяжкий гнет. Создавшееся положение было своего рода непредумышленно-иронической цитатой реплики одного из персонажей пьесы С. Ан-ского «Отец и сын» (1905) ребе Мойше, который придает неожиданный поворот фразе из Торы, прочитанной его дочерью: «И жил Яаков в Мицрайме» (т. е. в Египте):

О событиях, приведших к формированию Еврейского легиона, сообщалось в донесении агента Департамента полиции от 10/23 ноября 1915 г., отправленном из Парижа в Петербург, т. е. когда упоминаемый в нем Рутенберг находился уже в США. Донесение любопытно тем, что содержащаяся в нем информация, несмотря на то что сообщает о «врагах отечества» – палестинских евреях-сионистах, беглеце-эсере Рутенберге, о требовании создания Еврейского государства – словом, о вещах малосимпатичных для российских властей предержащих, в общем-то лишена откровенно негативных рефлексий: речь как-никак идет о еврейских формированиях, сражающихся на стороне союзников (полный текст донесения приводится в Приложении I. 3).

Нужно отдать должное достаточно умелой работе русской заграничной агентуры, честно отрабатывавшей свой хлеб. Так, например, составленный Рутенбергом текст петиции, которую он передал Э. Грею, лег на стол «его превосходительства Господина Директора Департамента Полиции» (тогда им был С.П. Белецкий), возможно, в те же самые сроки, что и адресата – английского министра иностранных дел58.

Наблюдая за Рутенбергом денно и нощно, заграничные агенты с прилежной тщательностью фиксировали в своих донесениях любые мелочи. После его возвращения в Геную из описанного выше вояжа во Францию и Англию сообщалось: