– В любом деле есть пушечное мясо, – пожал плечами маг. – У меня есть цель, и я иду к ней, используя все возможные средства. То, что имеет настоящую ценность, ждет меня впереди, а как известно, ничего в этом мире не дается даром.

– И цена вашего богатства – чужие жизни.

– Выходит так. И не смотрите на меня с таким презрением, шейд Виллор, не проймете. Я в своей правоте уверен и неколебим, как древняя твердыня. Что, в сущности, человеческая жизнь перед источником могущества? Я исповедую веру Валбора, и ценю то же, что и он.

– В отличие от вас, шейд Логхерт, Древний не сорил человеческими жизнями в угоду своему тщеславию. Чем больше я узнаю его, тем больше испытываю уважения к простым ценностям этого мага. Мне близки его взгляды, ваши же убеждения я не приму никогда. И ваше отношение к чужой жизни вызывает во мне чувство отвращения. Вы понимаете, что я доведу свое дело до конца, и у вас не останется ни одного человека, но даже не пытаетесь защитить их.

– А к чему они мне, шейд Виллор? Вы их убьете, или же я сам, значения не имеет, вы даже облегчите мне задачу, разобравшись с лишним мусором. До меня вам все равно не добраться, а вот жизни тех, кто вам дорог, в моих руках, как, впрочем, и вы сами. Вы можете оставить в живых моих людей, можете убить всех разом, положение дел от этого не изменится. Они мне нужны, чтобы охранять в дороге, а цель путешествия уже близко, так что надобность в сопровождении скоро отпадет окончательно.

– Насколько же вы циничны, Логхерт.

– Как и вы, дорогой мой враг. Разве вы не используете людей для своей выгоды?

– Для пользы дела правосудия, не личной выгоды. Но даже если я и играю в собственных интересах, никто от моих действий не страдает. После вас же только трупы. И в этом есть существенная разница. Как бы вы не пытались уравнять нас, мы останемся далеки друг от друга, как день и ночь.

К моменту, когда они добрались до цели, в отряде мага остался всего один наемник. Виллор, после признаний триапольца, испытывал невероятно сильное желание оставить Логхерту его людей, чтобы он убрал их собственными руками, но это означало оставить магу щит против себя самого, поэтому он не отказался от идеи расчистить путь к главному врагу и хоть так уравнять их силы.

Правда, один наемник из оставшейся тройки погиб по нелепому стечению обстоятельств, и инквизитор не имел к его смерти никакого отношения, разве что косвенное. Покойник оказался человеком впечатлительным. Мужчина начал испытывать панический страх перед палачом, забиравшим жизни его товарищей. Возможно, сказался привычный страх перед инквизицией, но Виллор вдруг превратился в глазах охранника в этакое живое подобие карающего меча. Он до того уверился, что расплата неминуема, что начал выпивать на стоянках. К моменту своей смерти охранник едва держался на ногах.

Были уже сумерки, краски и четкость дня померкли. Пьяный наемник вышел на дорогу, и его снес мчавшийся экипаж. Шейд, ехавший в карете, очень спешил, а его кучер очень желал угодить хозяину, потому настегивал четверку резвых лошадей, запряженных в карету. Тень, появившуюся на дороге, кучер заметил слишком поздно, и у наемника не осталось шансов. Он умер на месте с размозженным черепом.

И пусть не рука инквизитора толкнула пьяницу навстречу мчавшееся четверке, но это стало последней точки для того наемника, который угрожал Виллору после казни товарища. Он ворвался в номер шейда с заряженным пистолетом в руке.

– Сейчас я буду тебя казнить, убийца, – произнес мужчина и выстрелил.

Его подвела собственная ярость, рука дрогнула, и пуля полетела не в Эйдана, а прошла рядом с головой госпожи Ассель, сидевшей подле него.

– Святые, – гулко сглотнула женщина, ощупывая себя задрожавшими руками.

– Вы в порядке, дорогая? – учтиво спросил инквизитор.

– Д-да, – с запинкой ответила Ливиа.

– Тогда я оставлю вас на минутку.

Он встретил наемника, бросившегося на него с бранью ударом кулака в лицо. После навалился всем своим весом, выталкивая охранника мага в коридор, захлопнул за собой дверь, и только здесь позволил своему бешенству прорваться наружу. Он плохо помнил, что происходило в этот момент, слишком был ослеплен осознанием того, что только чуть не лишился главного, что имело для него ценность. Пришел в себя Виллор от звука зазвеневшего стекла. Наемник вылетел в окно, подвластный воле инквизитора. Эйдан посмотрел на свою руку, он сжимал окровавленный нож. Одежда шейда тоже была в крови, но в чужой. Своей он не отдал ни капли, разве что порезался об осколок стекла.

– Да вы зверь, мой дорогой враг, – заметил Логхерт, выглянувший в окно. – Можно было не выкидывать тело, он и без того умер несколько минут назад. Вы так знатно располосовали моего охранника, что мы имели сомнительную честь любоваться его потрохами. Пожалуй, я все-таки буду вас опасаться… немного.

– Катитесь к бесам, – ответил инквизитор, вдруг ощутив полное опустошение.

Он не смотрел на Ливиану, когда вернулся в номер, понимал, что его вид пугает женщину. Но и прятаться не собирался. Госпожа Ассель лишь охнула при виде шейда. И пока он отмывал кровь, спросила, стоя за дверью маленькой ванной комнаты, имевшейся в номере:

– С вами всё хорошо, Эйдан? Вы не ранены?

– Я цел, Ливиана.

– Хорошо, я переживала за вас.

Больше она ничего не говорила, а Виллор не спешил объяснять свою жестокость. Утром он нашел свои вещи влажными, но очищенными от крови. Кроме вдовы, сделать этого было некому. А в результате стараний инквизитора остался только один наемник, который заботился о Тейде, его Эйдан трогать не собирался… пока. Мальчик нуждался в своей няньке.

И вот они остановились в очередной гостинице на свой последний ночлег. Завтра путники должны были достигнуть цели своего путешествия, и это означало, что решающий час близко. Он определит победителя, которому достанется то, ради чего он проделал этот путь. Проигравшему не достанется ничего, и он уже не покинет этих мест, потому что награда проигравшему – смерть, и иного варианта не было и быть не могло.

Было ли страшно старшему инквизитору? И да, и нет. Он не боялся смерти. Удел воина – сражение, и драться Эйдан собирался до последнего вздоха, даже если он выступит на губах кровавой пеной. Умирать было не страшно, но досадно. Надежда на будущее, пока существовавшая лишь в грезах, с некоторых пор уже не казалась ему безнадежной и несбыточной. То, что инквизитор видел в глазах своей спутницы, когда она смотрела на него, вызывало в душе сладкий трепет, и сердце вдруг замирало от предвкушения и вновь пускалось в стремительный бег, зажигая кровь ликованием.

И все-таки, несмотря на то, что Эйдан всеми силами не допускал сомнений в успехе задуманного, он боялся. Боялся до дрожи, что не сумеет защитить, не выдернет женщину с ребенком из лап поганца Логхерта, и он пройдется по ним, как по всем остальным, даже не заметив треск их костей под ногами. И тогда ярость наполняла шейда огнем ненависти к магу, едва не испепелявшей инквизитора жаром своего накала. В такие минуты Эйдан хотел только одного – вырвать сердце жестокосердной эгоистичной твари, и лишь присутствие рядом госпожи Ассель гасило бешеный всплеск злобы. Виллор выдыхал и заставлял себя успокоиться. Он улыбался женщине, и от ее ответной улыбки становилось немного легче.