– Как вы думаете, почему Валбор написал: «До скорой встречи»? – спросила Ливиана, вернув шейда в номер придорожной гостиницы, где он обнимал ее за плечи и смотрел в глаза через стекольное отражение.

– Я… не знаю, – тяжело сглотнув, ответил инквизитор и отступил назад, опасаясь не сдержать своих чувств. – Пора ложиться, Лив. Завтра у нас трудный день. Нужно хорошо отдохнуть.

– Да, Эйдан, вы правы. Доброй ночи, – послушно кивнула женщина.

– Доброй ночи, – ответил шейд и перебрался на свою лежанку на полу.

Сон не шел. Виллор некоторое время лежал, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Он вновь и вновь повторял в голове свои действия, отыскивал изъян, и как можно его исправить. Наконец, веки налились свинцом и опустились, погружая мужчину в сон. Он глубоко вздохнул, отдаваясь дремоте, и ощущение чужого взгляда показалось сонным мороком. И лишь прикосновение к его лицу чьих-то пальцев вынудило шейда вновь открыть глаза.

Ливиана стояла рядом с ним на коленях и смотрела, нависнув над Виллором. Ладонь женщины осторожно гладила инквизитора по лицу, и он замер, опасаясь спугнуть этот миг, больше похожий на сновидение. Распущенные волосы вдовы упали вперед, скользнули по лицу шейда, пощекотав его, и это окончательно убедило мужчину в реальности происходящего.

– Я разбудила вас, простите, – негромко произнесла вдова.

– Что… что-то случилось? – запнувшись, спросил Эйдан.

– Да, – она чуть отстранилась. – Я подумала, что перед решающим днем недурно было бы выспаться на мягкой постели, а не на твердом полу.

Ливиана вдруг смутилась, опустила взгляд, но уже через мгновение вновь смотрела на Виллора. Он сел, и теперь их лица оказались друг напротив друга, взгляды встретились, и время застыло. Оно сгустилось до состояния патоки, затянув в свою вязкую глубину, сдавило грудь, и дыхание вдруг стало тяжелым и прерывистым. Женщина облизала пересохшие губы, судорожно вздохнула и… отпрянула.

– Простите, Эйдан, я… не должна была… это так…

– Восхитительно, – хрипло произнес инквизитор, прерывая вдову.

– Правда? – шепотом спросила она, замерев на месте и вновь глядя на шейда широко распахнутыми глазами. – Почему?

– Потому что я люблю вас, – ответил Эйдан, впервые произнося вслух заветное признание.

– Вы любите меня, – повторила Ливиана, то ли переспрашивая, то ли утверждая.

– Люблю, – кивнул шейд. – И…

– И?

– Хочу поцеловать вас.

– Тогда поцелуйте, чего же вы ждете? – по-прежнему шепотом спросила женщина.

– Не знаю, – растерянно признался Виллор. – Значит, поцеловать…

– Если вы этого хотите…

– Очень хочу.

Он поднял руку, провел тыльной стороной ладони по щеке Ливианы, и она, прикрыв глаза, тихо вздохнула. Взгляд мужчины скользнул по лицу госпожи Ассель, остановился на губах, и время, застывшее прозрачной карамелью, вдруг взорвалось. Разлетелось по миру острыми осколками и истаяло где-то там, за гранью Мироздания, оставив вокруг вакуум. Не было возможности вздохнуть, потому что воздух тоже исчез, и легкие загорелись от безумного желания дышать.

Эйдан, поднявшись на колени, навис над женщиной, еще бесконечно долгое мгновение всматривался в дорогие ему черты и понял, что и вовсе задохнется, если остановится прямо сейчас. Инквизитор склонился к ее губам, почти коснулся их…

– Эйдан, – собственное имя обожгло его жарким шепотом, и Виллор перестал медлить.

Одна его ладонь накрыла затылок Ливианы, и их губы, наконец, соприкоснулись. Женщина тихо вздохнула, подаваясь навстречу шейду, накрыла его плечи ладонями, а затем ответила на поцелуй. Пальцы Эйдана сжались, собирая волосы вдовы в кулак, вторая рука легла ей на талию, и женское тело оказалось прижато к мужскому.

– Святые, – выдохнула она, на мгновение разрывая поцелуй.

Встретилась с лихорадочно пылающим взором Эйдана и вновь зажмурилась и с отчаянной порывистостью накинулась на его губы. Из груди инквизитора вырвался хрипловатый мучительный стон, и все благие намерения исчезли, останавливаться он уже не хотел. Не теперь, когда ощущал на своих ладонях жар желанного тела, когда слышал ее прерывистое дыхание, когда чувствовал, с какой жадностью женщина отвечает ему.

Какие могут быть сомнения, если, возможно, наступает последний день их жизни, и эта ночь – единственное, что им отвело Мироздание? Какие могут быть сомнения, когда рядом женщина, разбившая заледенелый панцирь устоявшейся жизни? Она доверчиво льнет к нему, не скрывая ответного желания. И всё равно, чем вызван ее порыв: страхом перед завтрашним днем, одиночеством, затеплившимися чувствами, отзвук которых Эйдан уже ни один раз ловил в янтарных глазах. Быть может, всё это вместе подтолкнуло Ливиану Ассель к ее похитителю и защитнику – это уже не имело никакого значения. Важным было лишь ощущение близости, рождавшейся между ними в эти мгновения.

Они шли друг к другу, преодолев, казалось бы, непреодолимую пропасть. Через навеянные чары, через страх и подозрительность, через его игру и ее побег, через зарождающееся доверие, через первые осторожные ростки взаимопонимания, через смертельную опасность и надежду на спасение. Они прошли навстречу друг другу недолгий, но извилистый путь, и, наконец, сошлись в этом маленьком номере дешевой придорожной гостиницы, на расстоянии вытянутой руки от последнего вздоха, или же бесконечно счастливого будущего… кто знает. И это тоже сейчас было неважным, потому что ничего этого не было.

Были мужчина и женщина, открытые друг другу, лишенные последних покровов, скрывавших их души. Их сердца отбивали единый ритм, руки дарили необходимую обоим ласку, и хрипловатый прерывистый шепот кружил головы, пьяня сознание:

– Ливиа, Святые…

– Ох, Эйдан…

В какой миг они оказались лежащими на покрывале? Вряд ли кто-то из них мог вспомнить это. Поцелуи уже давно лишились своей невинной нежности, став глубже и откровенней. Руки инквизитора блуждали по телу женщины, ее пальцы путались в его волосах, не позволяя разорвать головокружительное единение губ. И все-таки Эйдан вырвался из долгожданных объятий, ненадолго, лишь для того, чтобы с восторгом взглянуть на поволоку желания, затянувшую взор любимой женщины. Страсть Ливианы, ее стон, сорвавшийся с приоткрытых влажных уст, когда шейд рисовал на ее шее узор из поцелуев – всё это предназначалось только ему. Каждый вздох был, словно жемчужина, упавшая на незримую нитку, соединившую вдову и инквизитора.

Эйдан с жадностью ловил женские стоны, упивался ими, неожиданно понимая, насколько знакомая ему похоть отличается от того, что происходило сейчас. Он знал, как доставить женщине удовольствие, знал, что принесет удовольствие ему самому, но впервые наслаждался тем, что дарил свои ласки. Задыхался от обжигающей чувственности ее прикосновений, и никак не мог насытиться, доводя женщину до исступления. Не мог насмотреться на обнаженное тело, упивался их соприкосновениями, впитывая кожей тепло Ливианы.