это кто-то из учеников, подумала я; любопытно ему посмотреть, как выглядит опустевшая перед летними каникулами школа. Хотя если честно, то подумала я не совсем так: я была совершенно уверена, что знаю, кто это. И, подняв глаза, я за «кирпичиками» толстого оконного стекла разглядела рядом со стеной неясные очертания мальчишеской фигуры в школьной форме «Короля Генриха» – черные туфли, серые брюки.

Я затаилась, наблюдая за ним, а он встал на колени, прижался лицом к стеклянным «кирпичам» окна, отыскал среди них квадратик чистого стекла и стал вглядываться сквозь него в темноватое помещение раздевалки. Лицо его за «мраморным» стеклом выглядело гротескно изменившимся, но я все же сразу его узнала…

Это был тот светловолосый мальчик со значком префекта.

Глава девятая

Классическая школа для мальчиков «Король Генрих», 15 июля 1989 года

Нет, на этот раз я не застыла в параличе, а действовала инстинктивно и весьма быстро. Тем более обута я была в удобные сандалии, а не в туфли на каблуках. Я стрелой бросилась по лестнице в Средний коридор, но мальчишка, должно быть, заметил мой стремительный бросок и, когда я вылетела из боковой двери во двор, уже улепетывал вовсю по зеленому газону, высаженному вдоль почти пустой парковочной площадки, к главным воротам школы; его рубашка так и хлопала на ветру.

– Эй! Мальчик! Немедленно остановись!

Но мои призывы он проигнорировал и вскоре исчез среди деревьев, окаймлявших длинную подъездную дорожку. Я решила во что бы то ни стало его догнать и, срезая путь, ринулась через парковку, расположенную вдоль боковой стены здания. Я знала, что в стене, ограждавшей школьную территорию, есть боковая калитка, и очень надеялась, что сумею перехватить мальчишку, когда он выбежит на улицу. Я рысью пересекла парковку, перепрыгнула через небольшую, но довольно высокую клумбу, миновала ряды вишневых деревьев, высаженных у задней стены нашего театра, и… налетела на Джерома, чуть не сбив его с ног. Он удивленно на меня посмотрел и спросил:

– Что с вами? У вас что-то случилось?

Да, это был все тот же Джером, и выглядел он чрезвычайно опрятно в полосатом блейзере для шлюпочных гонок и тщательно отглаженных джинсах; на лацкане у него по-прежнему красовался значок префекта.

Я кивнула, медленно осознавая, что стою перед ним горячая, потная, запыхавшаяся и растрепанная – на бегу мой «конский хвост», естественно, успел развалиться.

– Извините, я немного опоздал, – сказал Джером. – Но, по-моему, вам все-таки нужна помощь. Вид у вас немного…

Я, выглянув из-за его плеча, посмотрела в сторону главного входа в школу. Разумеется, того мальчишки и след простыл. Эх, какую возможность я упустила!

– Там был один мальчик… я, к сожалению, потеряла его из виду, а вот вы, вероятно, его заметили. Он как раз в ту сторону побежал, – выпалила я.

– Мне очень жаль, но я никого не видел.

– Но я же видела, как он прямо в вашу сторону побежал, – настаивала я. – Такой светловолосый, в форме нашей школы…

Джером смотрел на меня с явным сочувствием.

– И он был похож на вашего брата?

– Да, очень.

Мне показалось, что он считает меня сумасшедшей. Ласково коснувшись моего плеча, он сказал:

– Пожалуй, Беки, нам лучше вернуться в школу. А вам хорошо бы выпить чаю. – Я покорно последовала за ним по коридору. Он, похоже, чувствовал себя здесь как дома и без колебаний привел меня в учительскую.

Милки в коридоре больше не было, но я обратила внимание, что двери театра распахнуты настежь. Уж не голос ли Милки я слышала тогда в туннеле? Уж не ему ли принадлежали те изношенные башмаки?

В учительской Джером быстро приготовил чай и, конечно, положил туда сахар, даже не спросив меня.

– Еще раз прошу прощения, что опоздал, – сказал он. – Судя по вашему виду, вы пережили настоящее потрясение.

Я медленно пила чай. Потрясение? – думала я. – А была ли я так уж потрясена? Однако избыток адреналина все еще кипел в моей крови, у меня даже руки слегка дрожали.

– Нет, особого потрясения я не испытала и совсем не испугалась, – сказала я, наконец обретая дар речи. – Мне всего лишь хотелось увидеть его лицо.

Джером улыбнулся:

– Вы пока просто посидите спокойно, выпейте чаю, а потом расскажете мне, что вы успели запомнить.

В общем, я рассказала ему и о грязных башмаках, и о зеленой двери, и о том, что слышала тогда какой-то странный глухой стук – словно кто-то прыгнул или захлопнул дверь.

– Но кто-то совершенно точно знает, что именно тогда случилось, – сказала я. – И этот кто-то явно предупреждает меня: держись от тех событий подальше. Но мне кажется – после всего того, что я сегодня сумела вспомнить, – что это вполне мог быть Милки. – И я рассказала, как Милки пытался передо мной извиниться – за то, что случилось в тот день под Перечницей, а возможно, и за что-то еще. – Понимаете, Джером, было видно, что ему не по себе от этих воспоминаний. И он, по-моему, хотел еще о чем-то мне напомнить. Если бы сейчас у меня была возможность с ним поговорить, я бы наверняка выяснила, в чем еще он собирался мне признаться.

– Может быть, – сказал Джером. – Но мне думается, что сперва нам следует…

Он не договорил. Дверь в учительскую внезапно распахнулась настежь, и туда буквально влетели Филип Синклер и Эрик Скунс. Лицо у Скунса было цвета пармской ветчины, а у Синклера – белое как мел. Увидев меня, Скунс резко затормозил, и на лице его появилось какое-то странное выражение. А Синклер бросился прямиком к телефону и набрал какой-то номер из трех цифр.

– «Скорая»? Это школа «Король Генрих». Вход со стороны театра, – сказал Синклер. Затем он буквально рухнул в кресло, стоявшее у телефона, и пояснил тому, кто был на том конце провода: – Поторопитесь, пожалуйста. Мне кажется, имел место жуткий несчастный случай.

Вы, Рой, возможно, читали об этом несчастье в газетах, но, наверное, уже ничего не помните. Подобные случайности, к сожалению, довольно часто случаются в старых домах и обычно по некой комплексной причине: простое невезение плюс смешанная электропроводка плюс оголенные провода плюс человеческая ошибка. Кристофер Милк, школьный сантехник, был единодушно признан виновным в собственной смерти и единственной жертвой этого несчастного случая. Обсудив случившееся, коллектив школы «Король Генрих» пришел к выводу, что могло быть гораздо хуже. Мог погибнуть и кто-то из учеников.

Я не очень хорошо помню, как прошел остаток того дня, не говоря уж о том, что меня все время преследовал запах горелой человеческой плоти. Я, правда, помню, что «Скорая» приехала буквально через пару минут после звонка Синклера; помню еще, что Джером ни за что не позволял мне даже заглянуть в театр, а Скунс все время ел меня взглядом, словно именно я была виновата