Улыбка исчезла из его глаз, дернулись желваки на скулах.

- Ты играешь с огнем, девочка. С пожилыми мужчинаминельзя так разговаривать, не то они могут возомнить бог знает что.

Ира продолжала смотреть прямо ему в глаза. Вот он, решающиймомент. Еще можно отступить, перевести все в шутку и уйти на привычнуюспокойную дорогу. А можно сделать шаг вперед и прыгнуть в пропасть, из которойеще неизвестно, как потом выбираться, если вообще жива останешься, все кости непереломаешь.

- Я не играю с огнем, я говорю правду. Не думайте, чтомне это легко.

- Правду говорить легко и приятно. Помнишь, откуда это?

Ну вот, он стремится увести разговор в сторону. Ира всесказала, а Виктор Федорович не знает, что с этим делать. Скорее всего, думает,как бы поделикатнее дать ей понять, что ее интерес к нему остается безвзаимности.

- Булгаков, "Мастер и Маргарита", - ответилаона, по-прежнему не отрывая взгляда от его лица и наощупь находя пачку ивытаскивая из нее очередную сигарету.

Щелкнула зажигалка, вспыхнуло желто-голубое пламя. Ее пальцыложатся на его руку, первая затяжка, струйка дыма, но пальцы остаются там же.Ира не убирает их.

- Виктор Федорович, я взрослая женщина, я хорошопонимаю, что делаю, и точно знаю, чего хочу. Говорить правду легко и приятно. Акаково ее слушать?

Его рука под ее пальцами судорожно сжимается в кулак с такойсилой, что от зажигалки, кажется, останутся одни крошки. Он аккуратновысвобождает руку.

- Я попрошу счет.

- Конечно.

Неловкое тяжелое молчание висело между ними всю дорогу дометро. Однако попытка доехать до дома натолкнулась на неожиданное препятствие.Все станции, с которых можно было попасть на Сокольническую ветку, оказалисьперекрыты, поезда следовали мимо них без остановок. Все платформы, вестибюли ипереходы были забиты людьми. Виктор Федорович взял Иру под руку и плотнееприжал ее локоть к себе.

- Ты не знаешь, что происходит?

- Понятия не имею… Ой, я поняла! Сегодня на Воробьевыхгорах выступает Жан-Мишель Жарр, там будет грандиозное представление. Поэтомуветку и перекрыли, чтобы на месте концерта давки не было.

Она говорила быстро и возбужденно, радуясь, что прорвана,наконец, плотная пелена молчания. Еще немного, и она просто задохнулась бы вэтой пелене.

- Что будем делать?

- Попробуем через Кольцевую линию, - предложила Ира. -На "Комсомольской" сделаем пересадку.

Они с трудом пробирались сквозь гудящую толпу. Воинственнонастроенная группа тинэйджеров врезалась прямо в них, Виктор Федорович неудержал Иру, и они мгновенно оказались разделенными потоком людей. Ираприжалась к колонне, ожидая, пока свекор доберется до нее. Ни говоря ни слова,Виктор Федорович крепко взял ее одной рукой за плечо, другой обнял за талию.

- Придется двигаться так, иначе потеряемся.

Прошло немало времени, пока им удалось оказаться в поезде,следующем по Кольцевой линии метро. То есть немало времени прошло, если веритьчасам. Ира вообще не замечала течения минут и секунд, она только чувствовалаего руку, которую от ее кожи отделял всего лишь тонкий слой ткани. Тело горелов том месте, где лежала его рука. И с каждым пройденным вместе шагом пожарраспространялся все дальше и дальше, захватывая спину, грудь, ноги и голову. Ееспина и плечи оказались плотно прижатыми к его груди, и Ира исступленноборолась с искушением повернуться к нему лицом, обхватить руками и… Нельзя,нельзя, не думай об этом, выбрось из головы. Это неправильно, это плохо. Онэтого не хочет. И при каждом движении она будто ощущала, как кровь пульсирует вего жилах, отчаянно крича: "Хочет! Хочет! Повернись! Прижмись к нему!Поцелуй его!" Не слышать этого, не думать об этом. И сделать так, чтобыэта дорога в толпе никогда не кончалась…

Но она кончилась. Наконец Ира и Виктор Федорович оказались ввагоне поезда.

- Извините, - покаянно произнесла она, только чтобычто-нибудь сказать, только бы не молчать. - Если бы я знала, что в метротворится такой кошмар, я бы вас не потащила гулять в центр.

- А по-моему, мы чудесно провели время. Ты молодец, чтовытащила меня, а то я все время или за столом сижу, или в машине еду. Скоро совсемходить разучусь.

Однако и станцию "Комсомольская" поезд проскочилбез всякого намерения остановиться. Им пришлось выйти на "Проспектемира" и взять такси. Ира почему-то была уверена, что они сядут рядом назаднем сиденье, но Виктор Федорович, усадив ее сзади, сам сел впереди, рядом сводителем. "Он не хочет сидеть рядом со мной, - отрешенно думала Ира,глядя на проносящиеся за окном дома. - Он дает мне понять, чтобы я ненадеялась. Ни на что не надеялась, кроме отцовского отношения. Но я все равнолюблю его. И буду любить. Господи, за что мне это наказание!"

Машина затормозила возле их дома, Виктор Федоровичрасплатился, вышел из машины, открыл заднюю дверь и протянул Ирине руку. Онаснова прикоснулась к его ладони и снова вздрогнула. Неужели теперь это будетпреследовать ее всю жизнь?

В прихожей было темно. Ира сразу принялась расстегиватьремешок на босоножках, и только уже стоя босиком на полу, сообразила, чтоВиктор Федорович так и не зажег свет. Он был совсем рядом, она чувствовала егодыхание, его руки на своей спине. Его губы… Они мягко прикоснулись к еезакрытым глазам, к виску.

- Ты - жена моего сына. Я никогда не смогу переступитьчерез это, - прошептал он.

- А если я перестану быть его женой?

- Это ничего не изменит. Ты вошла в нашу семью как дочь,и с этим ничего нельзя поделать.

- А вы хотели бы это изменить? - все еще надеясь,шепотом спросила Ира.

- Бессмысленно это обсуждать. Мы не можем это изменить.

Он обнимал ее все крепче, и то, что он делал, былосовершенно противоположным тому, что он говорил. Он хотел ее так же сильно, какона хотела его, в этом невозможно было ошибиться.

- Что же нам делать? - совсем по-детски спросила она.

- Ничего. Бережно относиться к тому, что есть.Благодарить судьбу за то, что это есть, и не желать большего.

- Бережно относиться к чему?

Ей хотелось ясности, полной досказанности. Ире казалось, чточем больше слов будет произнесено, тем проще ей будет убедить ВиктораФедоровича в том, что не нужно отказываться от своего счастья. Она боялась, чторазговор слишком быстро иссякнет, и тогда им придется отстраниться друг отдруга, зажечь свет, и все вернется на круги своя. Этого нельзя допускать, покаИра не добилась своего. Пока он ее не поцелует по-настоящему, не в висок или вщеку, а так, как целует влюбленный мужчина. Только одно прикосновение к губам,а там уж Ира найдет аргументы, которые штормовой волной сметут все его принципыи установки. Эти аргументы она научилась использовать много лет назад, когдаеще школьницей была.