Домой Ира, как и в предыдущие дни, вернулась около десятивечера. Виктор Федорович молча смотрел, как она вынимает из сумки и складываетчерный шелковый шарф, которым покрывала голову в церкви.

- Тяжко было? - сочувственно спросил он.

- Ну как сказать…

Ира пожала плечами и улыбнулась.

- Ничего. Когда умирают одинокие старики, похороныпроходят спокойно, никто не рыдает в голос, не бьется в истерике. Народу мало.

- Погоди, - удивился свекор, - я что-то не понял. Тыговорила, что это мать твоей соседки, а теперь выясняется, что она былаодинокой. Как же так?

- Ой, Виктор Федорович, к такому возрасту всестановятся одинокими. Друзья умирают, а те, кто еще жив, уже не ходят. Толькородственники и соседи остаются. Нас всего-то и было девять человек. Вы ужинали?

- Да нет, как-то не собрался.

- Давайте я вас покормлю. Только переоденусь.

Она сняла черные брюки и черный джемпер, задумчивопосмотрела на красивый пеньюар, решительно достала бирюзовые бриджи и домашнююсвободную футболку и закрыла шкаф. За три минувших дня они ни словом необмолвились о случившемся, говорили в основном о болезнях, старости, похоронахи всем прочем, что сопутствует смерти. Ира так и не поняла, то ли Виктор Федоровичпроявляет уважение к ситуации с соседкой невестки, то ли считает состоявшийся всубботу разговор единственным и последним. Но в любом случае она не намеренафорсировать события и навязывать любимому человеку выяснение отношений, если онсам того не хочет.

Виктор Федорович был нежен и ласков, слова его были добрыми,а улыбка - теплой. И Ира совершенно успокоилась. Он не собирается строить изсебя холодного и отчужденного святошу, осуждающе глядящего на распущеннуюневестку с высоты своих непоколебимых моральных принципов. Он не тяготитсяситуацией, его все устраивает. Он знает или по крайней мере догадывается, чтоИра его любит, и этот двусмысленный факт не приводит его в трепет инегодование. Его все устраивает. Значит, точно так же все должно устраивать иее. Да, они не будут спать вместе. Но они все равно будут жить в однойквартире, сидеть за одним столом, смотреть друг на друга и радоваться. Можетбыть, это тоже счастье?

Но умиротворенное состояние души длилось у Иры недолго. Онозакончилось, как только Виктор Федорович пожелал ей спокойной ночи и ушел ксебе, не поцеловав в щеку, как делал всегда на протяжении пяти лет. Онапочувствовала себя почти оскорбленной. Он что же, не доверяет ей, считает еесовсем полной дурой, которая человеческих слов не понимает? Боится дажепо-отечески поцеловать ее, чтобы не дать повод быть неправильно понятым? Ведьони же обо всем договорились!

С утра Ира убежала на студию. На три дня Наташа объявилаперерыв в съемках, но сегодня предстоит работать. Чтобы окончательно не выбитьсяиз графика, в ближайшие дни из-за вынужденного простоя нужно будет снимать подвенадцать часов.

День не задался с самого начала. Оператор попал втранспортную "пробку" и опоздал на сорок минут. Актер Калугин,вызванный на одиннадцать утра, явился в половине двенадцатого в совершеннонепотребном виде, опухший и с трудом ворочающий языком, так что Наташе вместе соператором пришлось срочно перестраивать всю сцену, чтобы снимать звезду экранакак угодно, только не крупным планом и не в анфас. Вдобавок ко всему, едвазакончили выставлять свет, на всей студии вырубилось электричество, котороечинили битый час. За этот час Калугин успел еще "добавить", Наташа, струдом сдерживаясь, чтобы не дать ему в морду, отменила съемки эпизодов с егоучастием, бедолага директор картины метался от телефона к телефону, разыскиваяи вызывая на студию других актеров, чтобы окончательно не пропадал съемочныйдень. Актеры пришли, но поскольку к съемкам в этот день не готовились, то ироли не выучили. Ира, наблюдая со стороны за злой, издерганной Наташей, всевыискивала момент, чтобы договориться с ней о встрече, но подходящей ситуации,как назло, все не было. В конце концов она решила не торопить события, всеравно в ближайшие дни Наташка будет снимать до десяти вечера, какие уж потоммогут быть личные встречи. Она устанет, как собака, да и поздно будет. Ничего,с разговорами о любви можно и подождать. Улучив минутку, Ира схватила за рукавпробегавшего мимо нее директора картины.

- Дай график посмотреть, - попросила она.

График, переделанный с учетом трехдневного простоя, гласил,что в воскресенье предстоит съемка на натуре. Место - база отдыха на Учинскомводохранилище. В списке актеров Ира увидела и свою фамилию. Вот это, пожалуй,подойдет. На натурных съемках у режиссера обычно бывает свободное время, потомучто природа - это тебе не павильон, где все в наличии и все подключено. Покаидет техническая подготовка к съемкам, режиссер может позволить себе отдохнуть.Вот в воскресенье она и поговорит с Наташей.

Но опять все получилось не так, как Ире хотелось. Началосьвсе еще в субботу, с приезда Лизаветы. Виктор Федорович поехал в Шереметьевовстречать жену, а Ира осталась дома делать уборку и готовить обед. Лизаветавлетела в квартиру взбудораженная и тут же кинулась проверять, все ли впорядке, ведь она впервые оставила невестку "на хозяйстве" на такойдолгий срок. Тут же выяснилось, что окна не вымыты, летние вещи не сданы вхимчистку, а в открытой когда-то банке с солеными огурцами уже плавает плесень.

- Ну неужели нельзя было доесть два несчастных огурца,чтобы не пропадали? - с отчаянием приговаривала Лизавета, выливая испорченныйрассол в туалет. - Я же говорила, чтобы ты обязательно сделала винегрет ипокрошила туда огурчики. Я все лето, как каторжная, торчу по выходным на даче,делаю соленые огурцы и помидоры, а в результате все выбрасывается.

Виктор Федорович кинулся на выручку, стал объяснять жене,что Ира всю неделю приходила поздно и заниматься винегретом ей было некогда,после чего последовала очередная часть допроса на тему: а чем же ты, Витюша,всю неделю питался, если Ира ничего не готовила. Лизавета никак не могласвыкнуться с мыслью, что без ее жесткого контроля в доме ничего не вышло изстроя и никто не умер от голода, и все пыталась найти яркие доказательства своейнезаменимости и полной беспомощности остальных членов семьи. Уняв пылнадсмотрщика, свекровь принялась раздавать подарки, а затем подала командусадиться за стол. Эта часть вечера получилась куда более приятной, но не дляИры, которая с закипающей яростью смотрела на родителей мужа, воркующих какголубки. Лизавета то и дело чмокала мужа в щечку, гладила по голове, брала заруку и всячески демонстрировала право собственности на него. Виктор жеФедорович улыбался, называл ее Лизонькой и говорил жене комплименты. Иреказалось, что еще чуть-чуть - и она не выдержит, завизжит, вцепится Лизавете вволосы и выцарапает ей глаза. Чего она так липнет к мужу? Как будто сто лет егоне видела. Тоже мне, новобрачная выискалась.

И снова Ира не спала всю ночь, прислушиваясь к звукам вквартире. Воспаленное и ослепленное ревностью воображение рисовало ей картинысупружеской близости между Виктором Федоровичем и свекровью. Почему она? Нупочему она, а не Ира? Почему этой старой перечнице достаются его ласки,прикосновения его чудесных рук, почему ей дана возможность вдыхать запах егокожи, почему у нее, а не у Иры есть право засыпать на его плече? Почему все такнесправедливо? Она то плакала, уткнувшись в подушку, то вскакивала и садилась вкресло с сигаретой, то пыталась читать, то выходила на цыпочках в коридор иприслушивалась, не доносятся ли из другой комнаты какие-нибудь звуки. Никакихзвуков она не слышала, и это на некоторое время Иру успокаивало, она ложилась впостель и уже начинала было засыпать, и вдруг так явственно вспоминала ощущениеего рук на своем теле, его дыхания на своем лице и охватывающую ее при этомсладкую дрожь, что слезы начинали литься сами собой.