Затем последовали чтения ко дню Богоявления, которые были лично установлены Пием V и исполнялись духовенством по мере повышения их куриальных постов: первое — аколитом, второе — аудитором, третье — одним из папских субдьяконов, четвертое — монсеньором Пачиоли, как более молодым пресвитером, пятое — кардиналом Капоччио, как меченосцем, шестое — Гамбарой (тот самодовольно улыбался, поскольку обошел Капоччио), седьмое — канцлером Ровере; восьмое его святейшество оставил за собой. Когда Пий V закончил, он бросил умоляющий взгляд на своего церемониймейстера Иоганнеса Кустоса, как будто во время церемонии он запамятовал истинную причину этого тайного собрания.

Кустос спас положение: прикрывшись ладонью и отведя взгляд, он шепнул его святейшеству: "Finis mundi! Finis mundi!"

Но прежде чем Папа взял слово, по обыкновению дерзко поднялся Доменико, кардинал Исуальи из Монте Марано, о котором никто не знал, как ему досталась эта служба. Он посетовал на перевес низшего клира и мирских референтов на данной консистории: тринадцать присутствующих кардиналов составляли меньшинство, к тому же один из них и вовсе был глухонемым.

Последнее замечание было неуместным и даже злобным, поскольку каждый в коллегии кардиналов, включая и Папу, знал, что он имел в виду Франческо, кардинала Варезе, который вовсе не был глухонемым, но после того, как Исуальи в споре за обладание куртизанкой Маргеритой де Лола выкинул его из окна, тот, помимо прочего, лишился речи, однако слышал очень даже хорошо.

Пий V возразил, сказав, что, учитывая проблему, надо терпеть данный перевес низших, ведь речь здесь идет о величинах и знаменитостях в своей области, из которых он хотел бы упомянуть лишь немногих, таких, как математик Паоло Сончино, магистр искусств, профессор теории чисел и статик собора Святого Петра, знакомый с величайшими проблемами математики. Затем Пий V назвал Лоренцо Альбани, профессора и магистра астрологии в Сапиенце; Луиджи Лилио, доктора медицины и профессора астрологии, сведущего к тому же в расчете эпакты[106]; Кристофа Клавия из ордена иезуитов, математика и профессора астрологии в Колледжио Романо; Филиппа фон Траппа, каноника Льежа и доктора декрета против конечного времени; благородного Станислауса Ондорека, магистра искусств и профессора эсхатологии; Андре Вийона, магистра искусств и теологии, профессора эсхатологии, наилучшим образом знакомого с последней из всех ученых по ту сторону Альп.

— А где же этот проклятый профессор Коперник? — яростно жестикулируя, прокаркал кардинал Капоччио. — Мне хотелось бы взглянуть на того малого, который заварил всю эту кашу. Где прячется этот трус?

В консистории стало тихо. Очень тихо. Государственный секретарь Гамбара возвел глаза к потолку, словно искал там между пророками и сивиллами ответ на вопрос; затем глубоко вдохнул и, набрав побольше воздуха, собрался уже ответить. Но прежде чем он произнес хоть слово, его опередил патер Ганцер из миноритов:

— Ваше высокопреосвященство, Фредерико Капоччио, высокочтимый господин кардинал! Доктор Коперник из герцогства Пруссия, наделенный Всевышним способностью рассчитывать орбиты светил, умер более двадцати лет назад!

— Вот как? — Капоччио откашлялся. — Ну, тогда все в порядке! Только зачем же нам заниматься его арифметикой на тайной консистории?

Сончино, обыкновенно терпимый и далекий от взрывов гнева человек, побагровел, сравнявшись цветом лица с одеяниями присутствующих кардиналов.

— Потому что эта арифметика, если ее так можно назвать, дает абсолютные результаты, — сдержанно произнес он. — То есть правильный результат верен даже спустя десять тысяч лет. Иными словами, математическая проблема остается на все времена математической проблемой, разве только…

— Разве только что? — возобновил свою речь Гамбара, и все взгляды устремились на Сончино, математика в области всех трех измерений, которому приписывали абсолютную память на числа.

Смущенно, почти извиняясь, поскольку ответ был ошеломляюще простым, Сончино сказал:

— Разве только математическая проблема решается. Решенная проблема теряет основание, как только оно обозначено.

— И тем самым ликвидируется?

— Конечно! — рассмеялся Сончино.

— К делу! — напомнил Pontifex maximus, который не понял хода мыслей Гамбары. Он поименно призвал каждого из присутствующих к молчанию и начал:

— Каждый из вас, высокоученые мужи и высокородные господа (при этом он поклонился в сторону кардиналов), знает проблему, которая привела нас на тайную консисторию. То, что пруссак одарил Святую Матерь Церковь своими астрономическими расчетами, само по себе не является близким концом света, но есть обстоятельства, при которых этот конец может наступить. Никто не знает, что именно произойдет, когда в небе появится большая комета. И даже Лето Господне 1533, объявленное книжниками концом света, ни один из мудрых не описал обстоятельно, так что конец света, предсказанный нам Господом, мог быть правдой. Но теперь этот медик и доктор церковного права привлек даже астрономическую науку и провозгласил, что не трубы Страшного суда возвестят конец света, но ужасный удар, который все уничтожит, не оставив времени Господу Богу для того, чтобы судить грешников и праведников.

Старый кардинал Капоччио сотворил три крестных знамения, а Лоренцо Альбани между тем крикнул:

— Простите, ваше святейшество, но последнее замечание — ваша собственная интерпретация, а не суждение доктора Коперника. Коперник только рассчитал, что звезда столкнется с Землей, а о последствиях он ничего не говорил!

Папа простер руку и кивнул, а затем продолжил:

— Во всяком случае расчеты этого пруссака не допускают никакого иного заключения, кроме того, что Страшный суд не состоится, но что это означает, я не могу сообщить на тайной консистории. Eminentissimi и reverendissimi… Это означает… это означает… я не осмеливаюсь сказать!

Он набрал в грудь воздуха и попытался расстегнуть верхнюю пуговицу воротника, но все было тщетно, пока Гаспаро Бьянко, папский камергер, не выступил из-за его спины, чтобы решить проблему своими проворными пальцами.

— Ваше святейшество, — начал профессор эсхатологии Станислаус Ондорек, — ведь все это не ново. Думаю, что каждый, кто здесь присутствует, уже много лет знает об Astrum minax, появление которой Коперник якобы точно рассчитал. Так откуда же это внезапное беспокойство и возмущение, это безумие людское? Откуда народу вообще известно об этом обстоятельстве?

Папа, очнувшийся после приступа слабости, ответил:

— Братья во Христе, высокоученые профессора и магистры, Святая Матерь Церковь в отчаянном положении. Поэтому уместно будет говорить начистоту. Вы знаете о той роковой книге, которую после смерти Коперника отдали в печать бенедиктинцы, как и то, конечно же, что нам удалось разыскать все книги, кроме одной. Именно эта единственная книга всплыла теперь при загадочных обстоятельствах.