Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо на ус намотать. Идиота ошибки не учат, дурак учится на своих, а умный на чужих. Хочу быть умным, это, в конце концов, моя генеральская обязанность.
Человеческая психология непобедима. Три месяца спокойствия усыпят кого угодно и неизбежно. Прошла бы ещё пара месяцев и солдаты обеих сторон контрабандную торговлю организовали бы. Сувенирами бы обменивались. Это генштабисты прекрасно осознают стратегическую угрозу и, одновременно, уязвимость выступа. Многие офицеры понимают. А рядовые изо дня в день, из месяца в месяц тупо прохлаждаются и поневоле преисполняются уверенностью, что так будет всегда. Фатальная и неизбежная ловушка для человеческого сознания.
Завернул как-то по ходу жизни докладную одного комполка. Тот заподозрил и справедливо заподозрил, что один из снайперов намеренно мазал, когда ему на прицел попадался вражеский солдат. Игрался, запугивал. И, наверное, ржал, как конь, когда тот впадал в панику и зайчиком метался по кустам. Завернул обратно с резолюцией «Объявить благодарность от командования с занесением в личное дело за усыпление бдительности противника». Представил физиономию того комполка и сам ржал. Но я прав, сейчас уже нет никаких сомнений. Все эти охранные части и лёгкие дивизии взяли тёпленькими.
Весёлый снайпер наверняка не понимает, что поступал согласно секретным замыслам командующего фронтом. Хоть и баловался на войне, что вообще-то не допустимо, но случайно попал в струю.
Таких мелочей, я уверен, было великое множество. Всё это и создало нынешнее положение, когда немецкий фронт уничтожен на протяжении многих десятков километров, когда у Граево готовится к переходу на территорию Восточной Пруссии мой любимый тяжёлый бронепоезд «Геката», через Неман по понтонному мосту идут полки 3-ей армии и готовяться переходить границу сотни танков.
И скоро, очень скоро сбудется ещё одна моя маленькая мечта, которую не удалось реализовать в самом начале войны. Срезать Сувалкинский выступ, как ненужный аппендикс.
21 сентября, воскресенье, время 23:05.
Минск, штаб Западного фронта.
Просмотрев свежие доклады, верчу в руках фотографии бомбёжки Берлина. Не, такой коленкор нам не нужен. Парочка из них сгодится, как иллюстрация к победной реляции в газете. Но для кое-каких целей никак. Уж больно мутные и неразборчивые. Берусь за телефон.
— Штаб Рычагова дайте…
Через минуту.
— О, Паша, ты не спишь? Удачно я тебя поймал. Слушай, Паша. Нужен ещё один рейд на Берлин. Нет-нет, без бомбёжек…
Объясняю, для чего. Для чётких и ясных фотоснимков, конечно. Оно и для доказательств подвига наших лётчиков неплохо и газетчики в неистовство от восторга придут.
— Не хочется мне ТБ посылать, но если никак…
— Так Як-7 пошлём, — у Паши ответ будто заготовлен.
— А какая у него дальность? Семьсот километров? Не долетит. Туда-обратно — тыща триста, с запасом полторы.
— Не боись, Дмитрий Григорич. Есть возможность дополнительные баки поставить. Одну пару мы уже модернизировали. Боезапас пришлось уменьшить и пулемёты снять.
— Зачем? — Я не против, но мне интересно.
— Так ваш приказ исполнить, выследить фрицев до посадки на аэродром. Так-то у истребителей горючки не хватает, а с двойным запасом…
— Какая дальность?
— Тысяча четыреста пятьдесят километров. Как-то так.
— Тогда с утра и отправляй эту двойку. Подстраховать не забудь и ВНОС предупредить.
Кладу трубку. Это важный вопрос. Настолько, что всерьёз обдумываю наградить лётчиков той же звездой Героя. Если справятся. Хотя посмотрим, ордена-то им точно будут.
Когда воинство фон Бока увидит, что мы делаем с их столицей, задору у них поубавится, это точно. Осознают, наконец, что у противника тоже есть зубы. И длинные лапы с огромными когтями, что способны дотянутся до самого Берлина.
Потягиваюсь на стуле, зеваю. Пойду-ка я спать, за день столько всего было, что даже в военное время на неделю хватило бы.
Окончание главы 17.
Глава 18. Железный прибой
22 сентября, понедельник, время 09:50.
Берлин, правительственный квартал.
Пожары затушили быстро. Сейчас сводные рабочие отряды, сформированные из старших членов гитлерюгенда, муниципальных работников и добровольцев, разбирают завалы. Проезжую часть прилегающих улиц уже расчистили. То и дело, трудолюбиво взрёвывая моторами, отъезжают грузовики с битым кирпичом, кусками бетона и прочим мусором. Работа спорится. Ибо орднунг. Дранг нах остен, самой собой, но первым делом — орднунг.
— Люфталарм!!! — Отчаянный вопль бьёт по ушам практически одновременно с очередями автоматических пушек или крупнокалиберных пулемётов, хлестнувшим, как по уцелевшим, так и уже в отметинах от осколков стенам.
Кто-то метнулся в сторону, кто-то присел, а кто-то замирает на месте, раскрывая в страхе глаза и рты. Пара краснозвёздных истребителей выходит из атакующего виража и ввинчивается в небо.
Алексей Кондратьев.
Мне жутко весело, кураж из ушей льётся и всё похрену! Когда моей двойке предложили прошвырнуться до Берлина и обратно, не успел ни обдумать, ни уточнить. Откуда-то изнутри приходит моментальный и категоричный, как удар многотонной балкой, ответ «Да!!!».
И какой бы дурак отказался? На самом лучшем в мире истребителе, до столицы Германии, да вставить Гитлеру пусть не фитиль, а просто занозу в одно место и то радость простому истребительному лётчику.
— Кречет, всё в порядке?
— В полнейшем, Кондор! — Напарник тоже пылает энтузиазмом. Кстати, позывной его от фамилии «Кречетов». Никакой фантазии у парня, хе-хе.
— Гляди-ка, Кречет, нас встречают, — впереди, километрах в пятнадцати, заходя с левой стороны, на встречный курс выходит пара. Отсюда не разглядеть, но кто это может быть кроме мессеров?
Нас не только встречают. Сзади, потихоньку отставая, упорно ведёт преследование четвёрка мессеров. Можно бы с ними и закуситься. Только если начальство узнает, в кутузку определит за нарушение приказа. Даже если мы всех четверых без единой пробоины в своих самолётах завалим. Риск в нашем случае совсем наблагородное дело. Но вот этих встречных…
— Кондор, врежем или уйдём?
С удовольствием делаю вывод, что безопаснее самим атаковать, чем подставлять бока и спину, удирая от врага.
— Врежем, Кречет. Сделаем так…
И делаем. Сначала меняемся местами. Это так же сбивает с толку противника, как смена левосторонней стойки в боксе на правостороннюю. Затем возвращаемся на привычные места и тут же слегка расходимся. И в стороны и по высоте. Пусть у них глаза разъезжаются.
И только после этого ряда манёвров, форсирую движок и иду практически в лобовую на ведущего.
Мы знаем, нас учили, что асы люфтваффе обычно в таких случаях уходят вверх. С разворотом влево или вправо. И всегда в сторону, обратную от ведомого. Поэтому за секунду перед атакой Кречет меняет положение, перескакивает с левого бока от меня на правый. И когда открываю огонь из пушек, он лупит вразрез, с фланга и с упреждением вверх. Мессер попадает под перекрёстный огонь. От меня уворачивается, от Кречета не успевает.
Чтобы не столкнуться с Кречетом, принимаю влево. Не только для предотвращения аварии, но
