палец к встроенному в него рышару. Потянулись долгие секунды. Затем Хок моргнул три раза. Браслет расстегнулся и, лязгнув, упал на пол.

От кристального потолка над троном исходил гул, а может, так гудела лавовая скала над ним. Глаза Хока оставались закрытыми.

Вообразив, что потолок сейчас рухнет и погребет под собой Хока, Алдари едва не бросилась внутрь. Видимо, Сиадра догадалась, о чем она подумала, потому что протянула руку и схватила ее за плечо.

– Пусть он сделает это, – сказала она. – Он может с этим справиться. Кроме того, трон может воспрепятствовать входу таких ничтожных существ, как мы.

– Но я тоже принцесса, – чопорно возразила Алдари, хотя и сомневалась, что эльф, живший почти тысячу лет назад, что-то знал о ее народе.

Ее королевство тогда еще даже не образовалось, а предки-кочевники жили в хижинах из китовых костей и оленьих шкур.

Гул нарастал, и в потолке образовалась дыра. Дыра, которая уходила в скалу до самого верха каньона. Сквозь нее вниз сочился слабый дневной свет.

Хок с трудом дышал, и спина у него выгнулась.

– Что происходит? – Алдари снова захотелось броситься и вытащить его из опасного места.

– Точно не знаю, – ответила Сиадра. – Возможно, он смешивает магию трона со своей?

Вой и вопли внизу усилились. Среди Искаженных росли напряжение и тревога. Они чувствовали, что Хок снял браслет и хотели заполучить его магию? Заполучить его?

Сетвик что-то крикнул. Что-то в духе «готовьтесь к бою»?

– Если они прорвутся, нам придется принять бой, – прошептала Сиадра, глядя на выход из мастерской.

Алдари не могла оторвать взгляд от Хока. Свет вокруг трона стал таким ярким, что теперь она его не видела. Изнутри донесся гул, а свечение образовало луч, устремившийся вверх через отверстие.

Свет в каньоне снаружи тоже стал ярче. И свечение испускали не руины, как это было раньше. Это был серебряный свет, и исходил он от трона. Из единственного луча он превратился в нечто большее и заливал светом весь каньон.

Раздались страшные вопли и вой, исторгнутый из сотен глоток. Искаженные, которых было видно в окно, дергались в конвульсиях, некоторые падали на землю, когда их окутывало этим светом. Магия.

Искаженные корчились от боли, и Алдари даже стало их жаль. Возможно, они пытались убить ее и остальных – и уже убили стольких наемников Сетвика, – но разве они хотели такой судьбы? Их вырвали из жизни против воли и превратили в монстров.

Свет в каньоне стал таким ярким, что Алдари пришлось отвести взгляд. Она повернулась спиной к окну и трону и закрыла глаза. Если бы только она могла заглушить крики и не слышать, как корчатся в муках Искаженные.

Сетвик что-то им крикнул.

– Он говорит, они падают, – перевела Сиадра. – Что-то происходит со всеми Искаженными.

Сидя на троне, Хок снова тяжело вздохнул, но теперь вдох прозвучал как решительный рык. Возможно, он тоже считал, что Искаженные не заслуживают смерти, но знал, что это единственно возможный способ освободить свой народ от вечной войны с ними.

Прошли долгие мгновения, прежде чем крики снаружи стихли. Хок задыхался, звуки его прерывистого дыхания наполняли комнату. Какова бы ни была его роль, она явно больше, значительнее, чем просто нажать на рычаг и ждать, пока артефакт сам выполнит всю работу.

Звуки боя затихли, и, наконец, стих последний вопль. Еще через несколько секунд исчез серебряный свет, часть его сохранялась даже после того, как Алдари открыла глаза.

В центре комнаты что-то стукнуло. Алдари повернулась к трону, больше не переживая, что может нарваться на ловушку. Из глаз у нее ручьем текли слезы, мешавшие ей разглядеть Хока. Он упал с трона на пол и лежал без движения.

В ужасе Алдари бросилась на колени и потянулась к нему. Он не шевелился, а кожа была на удивление холодной.

Неужели он мертв? Неужели за свободу своего народа ему пришлось заплатить жизнью? Она не сомневалась, что он с радостью согласился бы на такую сделку, но эта мысль привела ее в ужас.

– Хок, – прошептала она, касаясь его лица, и по щекам ее текли слезы. – Пожалуйста, не умирай. Проклятье, ты очень мне нравишься, и ты нужен своему народу.

Сиадра тоже вошла и, опустившись на колени с другой стороны, положила ему на грудь руку.

– Хосилерет?

Это было его настоящее имя. Принц Хосилерет.

В крепости королева чуть не назвала его так однажды, но оборвала себя. Чтобы Алдари не знала, кто он на самом деле.

Она снова попыталась подавить в себе чувство, будто ее предали, или хотя бы чувство боли и обиды. Обиды, что Сиадра знает его настоящее имя, а Алдари – нет. Что он никогда ей не говорил, как его зовут на самом деле.

Алдари протянула руку и коснулась его шеи, опасаясь, что не найдет там пульса, но проверить она должна была.

– Я предпочитаю Хока, – прохрипел он, поворачивая голову не к Сиадре, а к Алдари.

– С каких пор? – спросила Сиадра.

– С тех пор как я встретил принцессу, которой нравятся ястребы[1], - сказал он и протянул к Алдари руку, чтобы убрать прядь ее волос за ухо.

Пальцы у него все еще были холодными, но они двигались и были живыми. Он был жив.

Алдари рухнула ему на грудь, и Сиадра отпрянула. Хок обнял Алдари, и все ее обиды и мысли о предательстве исчезли. Какое это имело значение, что он не сказал ей своего настоящего имени, не рассказал о своем настоящем положении в королевской семье? Если она права, он справился со своей миссией, и это главное.

Хок погладил ее по голове.

– Прости, но я не мог тебе сказать.

– Все в порядке. – Алдари оторвалась от него, предполагая, что он хотел бы встать, но он продолжал обнимать ее, и в конце концов она посмотрела на него сверху вниз, и ее губы замерли в нескольких дюймах от его губ.

– Точно? – неуверенно спросил он.

Возможно, ложь его тяготила.

– Да.

Для нее ничего не изменилось, и ей по-прежнему нужно было выйти замуж за принца Зерика, но она не могла удержаться и приблизила свои губы к его. Ей хотелось снова поцеловать Хока, как тогда, в лагере, но на этот раз дольше и без всяких перерывов.

Губы Хока приоткрылись, в глазах она прочитала согласие, но в мастерскую кто-то зашел. Им пришлось прерваться и бросить взгляд на вход. Хок высвободил руку, обнимающую Алдари, и приподнялся на локте, взглянув туда, где он прислонил свой меч к стене. В проеме показалось радостное лицо