– Иван Ильич, у вас телефон звонит, – Антон осторожно трогал его за рукав.

Он вздрогнул, судорожно схватил телефон, пытаясь сдвинуть крышечку. Наконец, это удалось.

– Слушаю!

– Иван, это я. – Кто – я?

– Ландыш, – явно с недоумением уточнила бывшая невеста.

– Слушаю, – повторил он.

– Иван, нам надо срочно встретиться и поговорить. – Мы уже пытались поговорить, но почему-то у нас не получилось.

– Ах, тогда? – Ландыш, как бы смущаясь, сделала паузу, потом заговорила снова. – Когда мы встретимся? Мне очень надо.

– Зачем нам встречаться?

– Я хочу тебе о чем-то рассказать.

– О том, что ты выходишь замуж за Мусалимова? Третьей женой?

– Второй, – машинально поправила она, – да при чем тут это?

– Так замуж ты все-таки выходишь?

– Ну да, – сказала она решительно, – да, выхожу. И что?

– Зачем?

– Что – зачем?

– Зачем тогда нам встречаться?

– Ну, я думала, тебе будет интересно знать, почему я тебя бросаю.

Иван больше не мог этого слышать. Он решительно выключил телефон. Вообще, надо поставить запрет на ее вызовы. Он помотал головой и увидел, что охранник Антон старательно разглядывает узор на ковре. Фу, стыд какой! Он же все слышал! Пора привыкать к тому, что все его передвижения и разговоры контролируются. Собственно, и привыкать-то не к чему: он же дипломат, просто расслабился на отдыхе, пора взять себя в руки.

Иван продолжил прерванные поиски неизвестно чего. Альбомы он решил забрать с собой, нечего им тут лежать. Не давал покоя средний ящик справа. Как бы его открыть? Где может лежать ключ? Он еще и еще раз просмотрел содержимое остальных ящиков. Так. Рецепты, узоры вышивки, старые счета, тетрадка и записями расходов, жестяная коробочка из-под чая, внутри иголки, наперсток, швейные булавки. Все не то. Ага, еще есть прикроватная тумбочка, такая же, как у мамы. Ну конечно! В шкатулочке, на красном бархате, лежало три маленьких ключика, один из которых подошел к нужному замку. То, что он увидел, заставило его сердце биться с утроенной силой. Во-первых, это были малюсенькие носочки, такие маленькие, что Ивану они сначала показались кукольными. «Чьи это»? – подумал было он, но сразу сообразил, что и носочки, и чепчик, последовавший за ними, его собственные. Там же лежал маленький крестик и крестильная свеча. Странно, почему это все хранилось у тети Ани, а не у мамы? И тут он понял. Дед был воинствующим атеистом и не верил ни во что, кроме человеческого разума. Наверное, Ивана окрестили тайно, когда он был совсем маленьким. И по той же причине и крестик, и свеча остались в доме его крестной матери. Иван уже не сомневался в том, что именно тетя Аня была его крестной. Господи, что за конспираторши были его мама и тетя! Ведь дед давно умер, могли бы рассказать Ивану обо всем, но нет: свято хранили тайну. Или не его эти вещички? Тогда он бы знал. Впрочем, он уяснил уже, что знал о семье очень немного.

Братья дружили, хотя были очень разными. Дядя Глеб – немногословный, всегда погруженный в себя, кажется, и не замечал Ивана, но позже, когда он уехал в свою заграницу, как оказалось, навсегда, Ивану стало его не хватать. Он искал с ним встречи, часто звонил на его домашний, а потом мобильный телефон. Разговаривали они неизменно по-английски, и Ивану казалось, что Глеб Иванович таким способом отрекается от России. Он стал очень богатым человеком, когда получил какую-то серьезную премию за открытие математической модели какого-то суперсложного физического явления. Половину денег он сразу перевел на счет своей жены, а свою половину поделил на три части: каждому брату поровну. Теперь его уже нет в живых, на его могиле в пригороде Вашингтона Иван был один раз, два года тому назад, когда в составе делегации России приезжал на какой-то международный форум.

Дядя Петя, Петруша, как звали его родные, был, наоборот, очень близок Ивану. Он играл с ним в раннем детстве, именно он научил его кататься на двухколесном велосипеде и не бояться воды. Он встречал его из школы, когда родители были заняты. Он был таким привычным, что Иван его не стеснялся, как стеснялся, скажем, Глеба Ивановича. Как давно это было! Однажды он вдруг решился и познакомил дядю Петю с Ландышкой. По сдержанной реакции родственника Иван понял, что с тетей Аней девушку знакомить не надо. Дня через два Петр Иванович как бы невзначай пробормотал, что жениться надо на представительницах своей этнической группы или хотя бы на единомышленницах. Что такое он углядел в Ландышке, что привело его к такому глобальному выводу, Иван спросить не решился и теперь уже никогда не узнает.

Кроме крестильных вещей, на дне ящика оказалась толстая тетрадка в клеточку, заполненная четким почерком тети Ани. Дневник? Эту тетрадку Иван тоже решил забрать с собой. Вот и все, пожалуй. Надо уезжать. Потом он приедет сюда на несколько дней, чтобы побыть наедине со своей памятью. А пока…

– Давай, собирайся! Только все самое необходимое с собой. Уезжаем ненадолго, я тебе обещаю.

– Никуда я не поеду. Ты что, с ума сошел, что ли? Давай тогда я к Толе поеду. Подумай сам, как я в твоей квартире жить буду? У тебя сколько комнат? А ванная гостевая есть?

– Никаких гостевых комнат и санузлов у меня нет, но я тебя уверяю, что ты будешь устроена нормально, с удобствами. Да что я тебя уговариваю? – вдруг взвился Алексей. – Ты поедешь или нет?

Наталья испугалась: он ведь сейчас возьмет и бросит ее тут одну. Ну хорошо. Предположим, она позвонит Толе, он пришлет охрану. В прихожей сядет мужик с автоматом, еще двое, нет, трое, встанут перед ее дверью на лестничной площадке, а один, самый шустрый, устроится на крыше соседней высотки. А потом ей надо будет в магазин за продуктами, и ее пристрелят гденибудь у кассы.

– Еду.

– Вот и хорошо, – сказал он совершенно мирным тоном, – давай я тебе помогу собраться. И подумай, с каким заболеванием тебе лучше смыться на больничный.

– Да я здоровая как лось. И график уже составлен, и мне с Машкой подежурить очень хочется послезавтра. Может, не надо на больничный?

Он развел руками:

– Тогда за границу.

– Ладно, заболею вирусной, хотя, – она с надеждой вцепилась в свое озарение, – кто мне больничный даст, если я совершенно здорова?

– Ты, главное, паспорт не забудь, – уже понимая, что она согласилась поехать с ним, сказал Алексей.

В его квартире пахло старыми вещами, книгами, немножко цветами. Запах был знакомый, только Наталья никак не могла вспомнить, откуда она его знает. Алексей все суетился на кухне с кастрюльками и контейнерами с едой, которую они забрали из ее холодильника. А Наталья неторопливо вглядывалась в его жизнь. Старая мебель. Вот такой же сервант стоял в их свердловской квартире. Надо же, и стол-книга такой же, как был у них дома. Книги в книжном шкафу, за стеклом – Диккенс, Голсуорси, Чехов, Пелевин – такой вот изыск. На стене – женский портрет. Красивая, просто одетая, совсем молодая женщина с большими, как у Алексея, глазами.