Как же много у него лабораторий! И везде полно мужчин и женщин в белых стерильных одеждах, с волосами, тщательно убранными под белые шапочки и кепи. Повсюду стояли огромные холодильники и висели таблички с предупреждением об опасности заражения. А еще я видел клетки с животными, главным образом маленькими серыми обезьянками. Некоторым из них доктора давали пищу.

Сотрудники одной из лабораторий были одеты в яркие костюмы из пластика и зловещего вида шлемы, снабженные прозрачными забралами. Руки их скрывались под огромными перчатками. В таком наряде они походили на фантастических воинов. Мне показалось странным, что передвигаются они крайне медленно.

Отданные во власть этих людей обезьянки отчаянно вопили в тесных тюрьмах, но никто не обращал внимания. Некоторые, измученные не то болезнью, не то страхом, лежали пластом.

«Очень любопытно, — подумал я. — Как много странного в этом Храме разума».

Наконец я опустился приблизительно до двенадцатого этажа и нашел ту самую полукруглую гостиную, где еще недавно ссорился с Грегори. Я без труда проник в комнату через окно и двинулся по коридору, поочередно открывая двери, но делая это медленно и осторожно, как будто по зданию гулял легкий сквозняк.

В одной из комнат я увидел кровать Эстер и рядом фотографию в серебряной рамке, запечатлевшую улыбающуюся Эстер вместе с какими-то людьми, а на белоснежном покрывале — аккуратно сложенный шарф, расшитый черным бисером. Вне себя от восторга, я вошел в комнату и почувствовал аромат духов Эстер. Здесь она спала, здесь предавалась мечтам.

На туалетном столике лежали серебряные и золотые кольца, серьги и браслеты с бриллиантами — великолепные, изысканные украшения. На стенах висели семейные фотографии Грегори, Рашели и Эстер, сделанные в разные годы то на борту яхты, то на пляже, то на торжественных приемах, где женщины были в вечерних платьях.

«Эстер! — мысленно вскричал я. — Скажи, кто это сотворил? Почему? Неужели он убил тебя только потому, что ты узнала о его брате? Почему это имело для него такое значение?»

Ответом мне было молчание. Ее душа отлетела к свету и унесла с собой все горести и радости, какие познала в жизни, ничего не оставив нам. Невинная жертва жестоких убийц воспарила к небесам.

По мере того как я приближался к кровати, рука моя делалась все более плотной и видимой, и вот наконец я ощутил в ней тяжесть прекрасного длинного мягкого шарфа, отделанного кружевом и расшитого черным бисером. Именно таким я его и запомнил. Он был тяжелым, очень тяжелым, скорее даже не шарф, а шаль, очень необычная, непохожая на те, что носят сейчас. Возможно, Эстер сочла ее весьма экстравагантной.

Тьма вокруг меня вдруг всколыхнулась.

«Восстанови форму и обрети плоть», — приказал я себе.

Что-то неясное коснулось меня и промелькнуло перед глазами. Оказалось, что это всего лишь неприкаянная душа человека, до сих пор не преданного земле. Вероятно, во мгле она ошибочно приняла меня за ангела и не имела никакого отношения к этой комнате.

Обругав мятущуюся душу, я вернулся в материальный мир.

Крепко сжимая шарф, я в очередной раз восхитился своим телом и испытал истинное наслаждение от осознания собственной независимости, а потом заставил себя сделаться гибким и несколько раз обернулся вокруг шарфа, чтобы унести его с собой.

Я парил над шумным и дымным городом. В разрывах облаков я отчетливо видел сияние огней, но вскоре они исчезли. Тяжелый, как камень, шарф покоился в самом сердце моего существа. Влекомый ветром, я то взмывал вверх, то спускался к земле, радуясь каждому движению.

«Совсем как птица», — думал я.

«Рашель, Рашель, Рашель», — мысленно твердил я, вызывая в памяти образ женщины, но воображая ее не рыдающей в мое отсутствие, а такой, какой оставил: сидящей напротив и смотрящей на меня огромными, широко открытыми глазами.

Я вспоминал ее волосы с таким изящным вкраплением седых прядей, как будто два десятка рабов долго трудились над ними, чтобы хозяйка и в этом возрасте выглядела великолепно.

Через несколько секунд я почувствовал ее близость, но отчетливо разглядеть не мог: мешали вспышки света и движение воздуха. Она летела в ночи, а я описывал круги вокруг самолета.

Я не был уверен, что мне удастся проникнуть в самолет. Меня пугала его скорость. Что, если, оказавшись внутри стремительно летящей железной птицы, я не смогу материализовать свое тело? Слишком много было там приборов и приспособлений, казавшихся мне опасными. Воображение рисовало картину страшной катастрофы, которая ввергнет меня в небытие и лишит надежды из него выйти.

Если так, шарф непременно упадет. Подобно частичке пепла, он будет парить в пространстве, пока не достигнет нижних слоев атмосферы и не опустится на землю. И тогда шарф Эстер окажется вдали от всех остальных ее вещей и от всех, кто ее любил. Он будет лежать на улице незнакомого города — одного из тех, что мы пролетали.

Исполненный сомнений, я не мог решить, как встретиться с Рашелью.

Я продолжал преследовать самолет, служивший мне путеводной звездой. Он был похож на крохотного светлячка во мраке ночи.

Наконец он закружил над южными морями и начал снижаться. Как только мы опустились ниже облаков, передо мной раскинулись огни Майами. Этот потрясающий приморский город с теплым и влажным воздухом напомнил мне один из древних городов, где я когда-то учился всему, чем щедро делился со мной мудрый маг, и был счастлив…

Однако следовало собраться с мыслями. Внизу показалась длинная вереница огней набережной Оушен-драйв в Майами-Бич. Я узнал ее сразу, как если бы Рашель нарисовала мне подробную карту, а потом увидел и розовый маяк над домом, расположенным на дальней оконечности полуострова.

Я медленно опустился на землю, но не у самого здания, а в нескольких кварталах от него, и оказался в толпе людей, прогуливавшихся между берегом и многочисленными кафе. Живительный теплый воздух, вид моря и раскинувшегося над головой фантастически прекрасного неба с плывущими волнистыми облаками доставил мне такое наслаждение, что я едва не закричал от восторга.

«Если мне суждено однажды умереть, пусть это случится здесь», — подумал я.

Люди вокруг совсем не походили на жителей Нью-Йорка. Все эти искатели удовольствий показались мне весьма милыми. Они с интересом разглядывали друг друга и при этом проявляли удивительную терпимость к разнообразию вкусов и стилей. В толпе можно было встретить и вызывающе одетых молодых людей, и приверженцев классики, и стариков в нарядах по моде их юности.

Но моя одежда никак не подходила к случаю. На большинстве мужчин были просторные футболки, шорты и сандалии. Некоторые предпочитали белоснежные костюмы и полурасстегнутые рубашки.

Я тоже выбрал такой стиль. Когда мои ступни коснулись тротуара, я уже выглядел соответствующе и, держа в руке шарф, направился по Оушен-драйв на юг, к дому с розовым маяком.

Люди глядели на меня с улыбкой. Чувствовалось, что им нравится смотреть друг на друга, наблюдать вокруг красоту. Здесь вообще царила праздничная атмосфера. Неожиданно кто-то схватил меня за руку. Вздрогнув от неожиданности, я повернулся и увидел перед собой юную девушку.