Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчетвером они кое-как спустили гроб по лестнице. И, лишь добравшись до гостиной, смогли поднять его на плечи и с достоинством проделать остаток пути. Когда гроб опустили в могилу, преподобный Рассел прочел погребальную молитву: «прах к праху, пепел к пеплу», после чего они обложили гроб камнями, чтобы защитить от зверей-падальщиков, и закидали землей.
Когда с похоронами было покончено, уже светало. Далекие горы окрасились розовым светом зари. Трое удалились, но Уилл медлил – не мог уйти. Он смотрел на неровный, ничем не отмеченный холмик в этой такой далекой от дома земле. В кои веки на ум не шли молитвы или цитаты из Писания. Уилл стоял долго, пока не услышал приближающиеся голоса с дороги. Потом вспомнил, кто он такой, и поспешил в дом, чтобы его не заметили.
Глава 33
После похорон Уилл впал в глубокое отчаяние и не чувствовал в себе сил выйти из комнаты. Без Неда, о котором необходимо было заботиться, дни стали пустыми. Он утратил интерес к торговле, не заказывал товары из Хартфорда и не ходил на условленные встречи с индианкой из племени норвоттаков. Он снял белье с кровати Неда, перенес в свою комнату и сложил вместе со своими его вещи: клинок и пистолеты, несколько рубах, пару чулок, подзорную трубу. У него наворачивались слезы при виде того, как скудны эти пожитки.
Наступила осень, потом зима, письма из Англии не приходили. Пятьдесят седьмой день его рождения наступил в конце апреля и прошел незамеченным. С уходом Неда Уилл думал о семье больше, чем за все время пребывания в Америке. Его мысли обращались не только к Фрэнсис и детям, но и к матери, умершей, когда ему было всего восемь, к отцу, несгибаемому преподобному Гоффу, от которого он унаследовал пламенную веру во Христа и талант проповедника, к братьям Стивену и Джону. Оба брата стали священниками – Джон принадлежал к умеренным, а вот старший, Стивен, сделался рьяным поборником противной стороны, обратившись в католичество. Да простит его Господь и поможет увидеть ошибочность избранного пути. Живы ли они теперь? Наверняка он знал только то, что больше никогда не свидится с ними.
Весна слегка оживила его. Он заставил себя заказать новую партию товаров для обмена, а в конце июня, за пару дней до летнего солнцеворота, отправился на вылазку в лес. Вышел он задолго до рассвета, когда луна и звезды еще светили ярко, и на полпути через Сосновую равнину стал свидетелем весьма удивительного явления. Луна начала постепенно наливаться красным, потом прошла через смену всех фаз: от полного месяца до серпика – и погрузилась в полную темноту, прежде чем снова начала расти. То было ужасающее полное затмение луны, от которого скот по всему Хедли испуганно замычал. Расстелив на влажной от росы траве куртку, Уилл лег и наблюдал за происходящим. Вслед за затмением упала звезда. Такого предзнаменования ему никогда прежде видеть не доводилось, хотя он читал об этом в Книге Откровения, в том месте, где взламывают шестую печать: «И солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась, как кровь». Небо щедро посылало предвозвестия, даже сильнее, чем в 1666 году. Приближалось нечто ужасное. Он чувствовал это.
Час или около того спустя он поднял мешок с утварью. Его раздирали сомнения, разумно ли продолжать, но раз уж он зашел так далеко, то глупо было возвращаться. Уилл снова пустился в путь.
То была одна из тех летних ночей, когда не становится по-настоящему темно. Гофф вполне отчетливо видел перед собой тропу между деревьями. Он размышлял о том, что должны были подумать о затмении индейцы с их примитивными суевериями. Быть может, это усилит их неприязнь к чужакам. Снова Уилл с радостью подумал про лежащий в кармане пистолет, хотя если туземцы нападут на него, то задавят числом.
Вступив на подводящую к лагерю норвоттаков тропу, он почуял что-то неладное. Горбами выделяясь на фоне серебристой глади озера, дюжины вигвамов казались мрачными и молчаливыми.
Ни один костер не горел снаружи. Полковник подошел к ближайшей из хижин. Звериной шкуры, закрывающей обычно вход, не было. Внутри жилище выглядело покинутым, оттуда забрали все: постель, кухонную утварь, провизию. Нужды проверять остальную часть поселка не было. Не вызывало сомнений, что он покинут. Уилл подошел к одной из костровых ям и поворошил пепел. Он был чуть теплый. Индейцы ушли всего день или два назад.
Уилл взвалил мешок на плечо и направился через лес к Хедли, наполовину шагом, наполовину бегом, подгоняемый видением витающих вокруг злых духов, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки и цепляющиеся за ноги растения.
Утром он рассказал Джону Расселу про исчезновение норвоттаков.
– Прежде с ними такое случалось?
– Никогда. К тому же у них сейчас сезон рыбной ловли, когда они всегда держатся у реки.
Рассел отправился переговорить с Питером Тилтоном и другими видными людьми городка.
Пришедшие через несколько дней вести из Бостона придали опустению лагеря туземцев зловещий смысл. Выяснилось, что в начале месяца трех индейцев обвинили в убийстве англичанина и повесили. В числе казненных оказался главный советник индейского сашема Метакомета, предводителя племени вампаноаг на юго-востоке Массачусетса, – человека, величающего себя королем Филиппом. Разъяренный оскорблением вождь объединил рассеянные племена Новой Англии в военный союз с целью изгнать чужеземцев раз и навсегда. Похоже, обитающие под Хедли норвоттаки снялись с лагеря, чтобы примкнуть к нему.
– Наша позиция здесь весьма уязвима, – сказал Рассел. Уилл впервые видел его таким озабоченным. – Нам нужно следить за развитием событий и молиться.
Поначалу война