– Нет. Нет, мама, прости. Дело лишь в том…

– …что ты очень расстроен.

Наама распахнула объятия, и Ровоам кинулся к ней. Она баюкала его, словно младенца, а не почти взрослого мужчину. «Что если он говорит правду, если Соломон действительно хочет оставить дочь при себе? Тогда…»

И вдруг ее осенило. Она придумала, как помочь сыну. Решение пришло, ясное и безупречное.

– Не тревожься, – прошептала она ему на ухо. – Помни, твоя мать всегда заботится о твоем благе. Обещаешь ли ты быть покорным сыном и делать все, что скажет тебе мать?

Ровоам отстранился, подозрительно глядя на нее:

– Мама, что ты задумала?

– То, что сделает тебя счастливым, сынок. Это все, что тебе нужно знать. – Она положила руку ему на щеку. – Пообещай мне, что будешь делать то, что я скажу и когда скажу, и ты станешь любимцем своего отца.

– Правда? Он полюбит меня больше всех?

– Да.

Наама заставила себя говорить уверенно – ее сын не согласился бы на меньшее.

– Больше, чем мою сестру?

Наама улыбнулась, наслаждаясь картинами прекрасного будущего.

– Сынок, он будет любить тебя по меньшей мере так же. – Наклонившись, она поцеловала его в лоб. – А теперь иди развлекаться, чтобы улучшить свое настроение. Ты должен излучать радость, когда попадешься на глаза царю.

Несмотря на свое недовольство, Ровоам послушался и выскользнул из ее покоев, мрачный, словно упустивший добычу леопард. Но его мать в кои-то веки радовалась, что он ушел, так ничего и не узнав. Когда-то он полагался на нее в борьбе со своими детскими невзгодами. Теперь следовало научить его доверять ей в более важных делах. На чаше весов лежало ее собственное будущее.

Потому что, когда он займет трон, она станет царицей-матерью. Наконец-то она станет самой важной женщиной в жизни царя.

Ведь царь может иметь столько жен, сколько звезд в небе, но даже у царя мать всего одна.

Соломон

Когда Соломону сказали, что царица Наама просит о встрече, он подавил вздох – это время он хотел провести с Билкис. Но он улыбнулся и приказал слуге пригласить царицу. Наама как его жена имела право на его уважение и время.

И, когда она показалась в дверях и приблизилась к нему, улыбка далась ему легко, ведь Наама была очень красива и явно хорошо подготовилась к этой встрече. Она всегда тщательно выбирала свои наряды, а на этот раз выглядела еще более безупречно, чем обычно. Соломон протянул руку, приветствуя ее:

– Наама, ты воистину прекрасна, как произведение искусства.

От этого комплимента ее щеки залил легкий румянец. Соломон старался хвалить каждую из своих жен за то, что сами они больше всего любили в себе.

– Если я нравлюсь своему царю и господину, я рада. – Наама склонилась перед ним, изящно, как цветок под дуновением ветерка. – Позволит ли мой господин обратиться к нему?

«Я знал, что она чего-то хочет. Чего же?» Соломон с улыбкой указал на скамейку возле своего кресла.

– Разве я не всегда готов тебя выслушать? Говори, Наама.

Он любовался ею, пока она садилась, укладывая подол изящными складками. Потом она взглянула на него сквозь густые темные ресницы. На миг Соломон вспомнил, как впервые увидел ее в день свадьбы. Тогда она смотрела на него с таким же интересом и вниманием. Уже в юности Наама была совершенной, безупречной, опытной во всех женских искусствах…

«Да, и она пытается пробудить в тебе эти воспоминания». Значит, Наама сочла свою просьбу очень важной, достойной того, чтобы использовать все свои силы. «Что ж, не буду ее томить. Посмотрим, чего она желает столь сильно».

– Мы слишком давно женаты, чтобы играть друг с другом. – Соломон говорил весело, чтобы Наама не подумала, будто он гневается, и не сочла себя чересчур бесцеремонной. – Не бойся говорить прямо. Если я смогу выполнить твою просьбу, я тебе не откажу.

Она опустила ресницы, скрывая на миг свой взгляд, а потом подняла глаза и улыбнулась:

– Спасибо, господин мой, ты всегда так добр! Но я пришла просить о милости не для себя, а для другого. Или, скорее, для других.

– Это хорошо с твоей стороны. Но разве я так грозен, что ко мне посылают посредницей тебя, царицу? Кто же боится приблизиться ко мне?

– Я пришла не как посредница, господин мой, а как мать, говорящая от имени сына, – тихо засмеялась Наама.

«Что Ровоам натворил на сей раз?»

– Что ж, говори как мать, я слушаю, – вздохнул Соломон.

Она снова взглянула на него, словно не зная, с чего начать, а затем сказала:

– Не буду подбирать слова, а просто открою, что у меня на сердце. Господин мой, кажется, что мы совсем недавно провели первую ночь вместе, но прошло много лет, и наш сын – уже почти мужчина. Настало время ему жениться, и я пришла к тебе, его отцу, поговорить от его имени.

Не ожидавший таких слов Соломон посмотрел на нее с интересом.

– Ровоам хочет жениться? Что ж, это хорошая новость. Может быть, мальчик в конце концов остепенится.

– Ничто не вразумляет юношу лучше, чем женитьба, – с улыбкой согласилась Наама.

– Выбрал ли он невесту?

Тяжело было видеть в Ровоаме кого-то, кроме безрассудного мальчишки, но Соломон знал, что годы летят очень быстро. Конечно, Ровоам уже достаточно повзрослел, чтобы думать о любви. «Но женить его явно планирует Наама!» Что ж, для нее, женщины, естественно желать, чтобы сын нашел хорошую жену.

– Или это Наама выбрала себе невестку? – улыбнулся Соломон.

– Да, – ответила она, вертя на запястье широкий золотой браслет. На ее пальцах играли отблески изумрудов. – Я думаю, мой господин согласится с тем, что это хороший выбор. Но мудрость моего господина, несомненно, уже подсказала ему, кто эта девушка.

– Несомненно, моя мудрость ничего не подсказала, – парировал Соломон. – Не нужно игр, скажи прямо, кто эта девушка?

Царица отпустила браслет и простодушно посмотрела на него:

– Царевна Ваалит. Нет, господин мой, не говори ничего, прежде выслушай меня. Ты обещал, что позволишь мне сказать.

«Ваалит? Его сестра?» Но, хотя он отшатнулся от этой мысли, память о давно минувших годах вернулась, отнимая покой. Его сестра Фамарь и брат Амнон. Любовники в саду. Любовники, зарезанные еще одним братом, который использовал имя Господа, чтобы оправдать собственное уязвленное самолюбие.

И голос, звучавший из этого мертвого прошлого, нашептывал, что его отец благословил бы этот брак, ведь матери у них были разные…

– Правда ли это? Ровоам желает свою сестру?

– Единокровную сестру, – поправила его Наама. – Разные лона вынашивали их, разные женщины выкормили. Ничто не мешает им пожениться. Подумай только, царь мой и господин, если поженятся твой наследник и твоя единственная дочь, разве это не идеальный брак?