Джек Кролл, уважаемый ветеран кинокритики из Newsweek, серьезно отнесся к «Сальвадору», посмотрев его два раза, долго со мной обсуждал его и написал вдумчивый обзор, который никак не отразился на прокатной судьбе фильма. Джанет Мэслин, новый второй критик The New York Times, заявила в беседе с Мэрион Биллингс, что фильм ей очень понравился, однако, к нашему сожалению, она ушла в декрет как раз в неделю выхода картины на экраны. Мэслин предупредила нас, что The New York Times под руководством Артура Гельба и Абрахама Розенталя начала сдвигаться в сторону «неоконов[124]».

Не было никаких трейлеров, постеров, билбордов и телерекламы для освещения премьеры «Сальвадора» 7 марта в Нью-Йорке — катастрофическая ситуация, на взгляд Мэрион и по-джентльменски вежливого Артура Мэнсона, который присоединился к нашей команде в последний момент в качестве независимого советника по вопросам маркетинга. Артур работал в индустрии с 1950-х годов и был знаком со всеми кинопрокатчиками, однако он слишком поздно пришел в проект. Все свидетельствовало о предстоящем коммерческом крахе фильма в марте-апреле. «Рука» вышла на экраны примерно в то же время в 1981 году. Эта параллель постоянно приходила мне на ум. Я сначала сдерживал ярость внутри себя, но взорвался во время интервью с известным левым журналистом Александром Кокберном, который любил провоцировать своих собеседников. Я заявил ему:

Это были сильные слова, и я уверен, что перешел грань допустимого в глазах многих людей, которые ни за что не пошли бы на фильм, снятый сторонником такого бунта, немыслимого для обычного обладателя американского менталитета. Впрочем, моя битва за пробуждение сонной американской общественности была проиграна еще до начала телевизионных интервью и бесед о политике и истории Центральной Америки. У древних греков было замечательное слово «идиот», которым они обозначали частных лиц, не проявляющих интереса к общественным делам, в противовес публичным лицам, заслуживающим всяческого уважения. Мне страшно не повезло со временем: Рейган начал вторую мощную кампанию за возобновление помощи терпящему провал мятежу «контрас» против левого правительства Никарагуа.

Элизабет, за которой в период ее радикальных увлечений следило ФБР, была в бешенстве. «Ты не можешь продолжать эту войну! Тебе нельзя принимать участие в политических дебатах на ТВ. Этим ты не перетянешь людей на свою сторону. Ты уже снял фильм! Достаточно. Этим все сказано… Сними „Взвод“, и этим привлечешь внимание к „Сальвадору“, поскольку фильмы схожи по тематике». Она была права, тогда как я был слишком эмоционально вовлечен в процесс, чтобы оставаться эффективным и рассудительным. Здесь я дал выход своему природному духу неповиновения и начал растрачивать энергию на борьбу, надежду, отчаяние и дальнейшую борьбу. Моя душа переживала бесконечные муки, ведь сражаться приходилось с собственными демонами, отчего ситуация еще больше усугубляется. Впрочем, боец иногда просто не может действовать логично и должен выворачиваться наизнанку. Мне припомнился старый черно-белый телевизор, по которому я в 1950-х смотрел, как во время матча в Мэдисон-сквер-гарден великий Шугар Рэй Робинсон безжалостно избивал Кармена Базилио. Посмотрите этот матч и обратите внимание на глаза Кармена, безропотно сносящего удары. Глубоко в сердце я осознавал бессмысленность моего противостояния.

Когда моя мать сообщила мне, что собирается в Лос-Анджелес, «но я знаю, ты занят, я не буду тебя отвлекать», я осознал, что она на самом деле хотела повидать Шона и Элизабет. «В кого я превратился? — записано в моем дневнике. — В Макбета трудоголиков. Я работаю уже 17 лет без остановки, по два сценария в год и т. д. И что мне это дало? Я никогда не мог расслабиться, хотя это и необходимо. Все несусь как безумный кролик из „Алисы в Стране чудес“ вниз по норе, которая то увеличивается, то уменьшается, и никогда не знаешь, что будет дальше».

До премьеры «Сальвадора» в Нью-Йорке оставалось две недели, до старта съемок «Взвода» — три недели. Я вылетел в Манилу на самолете, переполненном возвращающимися изгнанниками, некоторые из которых провели за пределами своей родины десятилетия. В каком-то смысле мы следовали по одной траектории. Я покинул Вьетнам в 1968 году и теперь возвращался в Азию, чтобы воссоздать ту войну в моем фильме. Изгнанников на выходе встречала ликующая и шумная толпа журналистов. Я радовался за своих соседей по самолету, но был слишком погружен в многочисленные проблемы, связанные с фильмом, с которыми требовалось разобраться. После смены правительства армия Филиппин расторгла все наши договоренности. Наш координатор на локации, «леди-дракон» Нгуен Вин, которая была замужем за бывшим руководителем местной резидентуры ЦРУ, умудрилась за три недели наладить новые контакты с военными, что, вне всяких сомнений, потребовало дополнительных затрат. Пока Дейл Дай обустраивал свой тренировочный лагерь на территории местной военной базы посреди джунглей, нашему актерскому составу из 30 парней только и оставалось, что сидеть по гостиничным номерам в чужой стране, развлекаясь интрижками с местными женщинами.

У нас также возникла проблема c Бруно Рубео, нашим художником-постановщиком. Он сильно отставал от графика. У нас оставалось три недели до старта, а бульдозеры все еще продолжали зачищать трехкилометровый участок дороги, ведущий в холмистые джунгли. Нам предстояло построить деревню, старинную французскую церковь, базовый лагерь на равнине и комплекс тоннелей (мы сооружали его над землей). До моего приезда в тоннеле произошло обрушение, и погиб рабочий — молодой филиппинец. Это было ужасно — безутешная скорбь его семьи, формальная церемония принесения извинений, выплата компенсации родственникам. И, что самое неприятное, Бруно попытался переложить ответственность на местного координатора строительных работ. Алекс Хэ гневно опровергал обвинения Бруно по ряду пунктов, и я был склонен встать на сторону Алекса с учетом того, что Бруно не хотел брать на себя вину. Как бы я ни любил Бруно за его благодушие и выдержку во время крайне сложных съемок на «Сальвадоре», на «Взводе» ему не удалось заслужить уважения коллег по съемочной группе.