В мае 1989 года мы праздновали свадьбу сына. Присутствовал и отец Александр. Он принёс в подарок плетёный деревянный абажур и сказал, что его можно использовать и как шляпу. Мы как раз сдвинули бокалы, и он спросил нас: «Почему люди чокаются?» Не ожидая ответа, сказал: «Люди чокаются в силу того, что это символически заменяет питьё из одного сосуда. Сдвигаются сосуды, и получается как бы один – мы пьём из общего. Кстати, поэтому на похоронах это не принято, ибо человек, который с нами не присутствует, не может с нами пить из одной чаши».

Анна Корнилова

В 1985 году отец Александр подарил Марии Витальевне (Тепниной. – Ю.П.) на день рождения (а оба они родились 22 января) Новый Завет, принадлежавший покойной Елене Семёновне, – с надписью, за которой стояла целая жизнь: «Дорогой Марусе мамин Новый Завет в знак нерушимой связи между нами. 22.i.85».

И действительно, она была рядом с ним с его раннего детства и до конца его жизни (не считая восьми лет, проведённых ею в тюрьме, лагере и ссылке) и принимала большое участие в его делах и житейских заботах. И даже упокоились они рядом, слева от алтарной части церкви Сретения Господня в Новой Деревне.[87]

Владимир Купченко

Открытка с изображением Богоматери и надписью: «В память 26.XII.73. А.» датирует день моего крещения, состоявшегося в храме отца Александра близ города Пушкино. По пути от станции к Новой Деревне я заблудился, и мы явились только к концу службы. Я успел заметить, с каким пиететом подходили к руке батюшки местные старушки; была и городская по виду молодёжь. Крещение состоялось в какой-то комнате (делалось это тайно, иначе предписывалась регистрация и сообщение по месту работы). Отец Александр сам надел на меня цепочку с крестиком – тоже его подарок.

Мариам Мень

Моя двоюродная сестра Наташа приехала из Тбилиси в Москву поступать в институт, учиться по специальности «Художник-модельер». Она с детства рисовала. Первое время жила у нас, готовилась к вступительным экзаменам, и мы заметили, что она рисует каким-то странным огрызком карандаша. В ответ на наше недоумение она рассказала следующее. Оказывается, этот карандаш подарил ей отец Александр в свой приезд в Тбилиси. Он привёз подарки, сувениры всем родственникам, а Наташе (она была ещё маленькой) подарил большой карандаш «Великан», такие были раньше сувенирные карандаши. Он был длинный и толстый, красного цвета, и на нём золотыми буквами было крупно написано: «Москва, Кремль». Этот карандаш оказался лучшим из всех простых карандашей, лучше чешского «Кохинора», которым тогда рисовали. Его толстый, масляно-блестящий грифель был мягким, необыкновенно высокого качества. Жирные линии уверенно и послушно ложились на бумагу в соответствии с замыслом. Этот волшебный карандаш на долгие годы стал верным другом, незаменимым помощником и талисманом юной художницы: служил ей все годы учёбы в художественной школе, выполнял дипломную работу! Его затачивали снова и снова по мере надобности, а он всё никак не кончался. За много лет она привыкла держать в руке его толстый, удобный корпус. С ним и в Москву приехала в институт поступать. И поступила! Так он вернулся на родину, «отслужив на Кавказе». К тому времени от «Великана» остался маленький кусочек, на котором всё так же гордо горели золотые буквы: «Москва, Кремль». Но повзрослевшая Наташа по-прежнему продолжала им рисовать, предпочитая всем другим, привычно зажимая в руке толстый обрубочек, и очень им дорожила.

Вот такой благословенный карандаш оказался – долгая память об отце Александре!

Юрий Пастернак

Китайцы говорят: «Ароматом роз всегда веет от руки, которая их дарит». Руки батюшки благоухали розами. Он постоянно всем дарил подарки. На дни рождения он дарил часы, чтобы не забывали, что дни лукавы, старым прихожанам дарил иконы, новым – книги. И свои, и чужие. Мне он однажды подарил книгу кардинала Йозефа Ратцингера[34] «Введение в христианство», брюссельского издания. Она потрясла меня глубиной и тонкостью анализа Символа веры. Вскоре я использовал материалы этой книги, катехизируя по благословению батюшки группу молодёжи, готовящейся к крещению.

Помню, как меня поразила такая сцена. К батюшке подошёл Серёжа Бессарабский и попросил молиться, так как у его друзей сгорела квартира. Отец Александр, не знавший лично эту семью, тут же достал из-под рясы сто рублей и протянул их Сергею: «Передайте им это от меня». Сторублёвка в середине восьмидесятых, кто помнит, была купюрой внушительной. Незнакомым людям такую сумму?! То, как поступил отец Александр, произвело на меня неизгладимое впечатление и стало уроком и примером для подражания на всю жизнь.

Часто отец Александр дарил иконы, чётки, подписывал открытки и книги и просил передать их общим знакомым. Старинная открытка с изображением ангела-хранителя, подписанная им ко дню рождения моей жены Людмилы, висит у нас в прихожей как знак небесного покровительства нашей семьи. Подобные материальные знаки любви, внимания и заботы батюшки можно увидеть во всех домах, где живут его духовные чада. Вещи, которых касались руки отца Александра Меня, для всех нас, чтущих его память, становятся святынями, излучающими невидимое благодатное сияние – Lux Eternum.

Олег Севастьянов, лютеранский пастор, рассказал мне однажды забавный эпизод, связанный с отцом Александром. В восьмидесятых годах Олег, будучи известным актёром, иногда приезжал в Новую Деревню и беседовал с батюшкой на духовные темы. А надобно заметить, что Олег в то время крепко поддавал, как и многие в актёрской среде. Однажды ему предложили съездить на халтуру с киношниками. Он приехал в Новую Деревню за благословением. Батюшка его и спрашивает:

– Киношники много пьют?

– Много, – отвечает Олег.

– А сколько вы предполагаете там заработать?

– Пятьдесят рублей.

Тогда отец Александр достаёт из-под рясы шестьдесят рублей, вручает их Олегу и предлагает воздержаться от этой поездки.

София Рукова

Из дневника (15 октября 1977 года)

В этот день, поздно вечером, когда народ разошёлся после всенощной, отец Александр крестил меня в своём кабинете в церковной сторожке. А после службы, во время которой я впервые причастилась, отец снова пригласил меня к себе в кабинет. И я попросила его: «Отец! Вы можете мне хотя бы на клочке бумаги что-нибудь написать или изобразить в память о дне моего крещения, который пришёлся между Покровом Божией Матери и Дионисием Ареопагитом?» Он на минуту задумался, потом согласно кивнул: «Хорошо». И – всё… Ничего не написал, не изобразил… Время шло, я не решалась напоминать.

Прошло полгода. Настал апрель 1978 года, приближался мой день рождения. И вдруг однажды отец, в очередной раз зазвав меня в свой кабинет, сказал: «Скоро ваш день рождения… (я смущённо киваю в ответ). Помните, вы попросили меня дать вам нечто, напоминающее о дне вашего крещения?» – «Помню…» – я смутилась, не зная, что ещё сказать. «Я выполнил вашу просьбу, – отец достал какую-то доску, развернул – я увидела икону. – Здесь изображён Дионисий Ареопагит со свитком в руке, а над ним – Покров Божией Матери… осталось сделать надпись на свитке… и я её вам вручу. Икону писала сестра Иоанна, о которой я вам говорил, а надпись сделает Толя Волгин…» (спустя время Толя станет отцом Анатолием). Так, считая, что отец давно забыл о моей просьбе, я получила подарок не на «клочке бумаги»…