И впрямь, все сочиненные им письма, переданные через курьеров, являлись свидетельством такого доверия, причем большинство писем противоречили друг другу: это привело к тому, что, стремясь внести ясность, Королева приказала отправиться к Господину Принцу мне, не сомневаясь, что у меня достанет верности и ловкости, дабы рассеять тучи недоверия; мне, хотя и не без некоторого труда, удалось внушить Господину Принцу, что его присутствие будет полезно Королеве, сделает прочнее заключенный мирный договор, придаст вес решениям Совета, лишит интриганов надежды и успокоит сердце Ее Величества, которая не в силах более постоянно пребывать в опасениях и заботах.

Я заверял его, что она отнесется к его присутствию благосклонно и сделает для него все, дабы удержать его возле Короля, в знак уважения его заслуг и достоинства, убеждал его от имени супруги маршала, что ее муж и она используют все свое влияние на Королеву, дабы обеспечить ему ее милость, и если до сих пор они делали сие – свидетелем чему он был, – то и в будущем не оставят подобных усилий, поскольку принесли торжественную клятву.

Ему внушили зависть к барону де Ла Шатру, находившемуся в Бурже. Ему все еще не дали разъяснений по поводу случившегося в Пуатье, что свидетельствовало о недостаточной искренности желавших его возвращения.

Я доложил об этом Королеве, которая приказала немедленно вернуть барона де Ла Шатра в Париж и вручила ему 60 000 ливров и чин маршала Франции в обмен на отставку с поста губернатора Берри, которое в результате подобного маневра стало без обсуждений принадлежать Господину Принцу, а также отправила в Пуатье маршала де Бриссака, дабы выполнить условия Луданского договора.

Принц согласился с изменением состава министров и назначением Манго и Барбена, настаивая лишь на том, чтобы было удовлетворено желание г-на де Вильруа в отношении должности, занимаемой г-ном Пюизьё.

Со своей стороны он пообещал: раз уж Королева оказала ему честь своим доверием, он не станет ничего рассказывать о тайных советах – кроме тех, о которых она сама изволит поведать; он признал разумным и то, что при желании его имя могли бы использовать, дабы ускорить или задержать формирование Совета, которым занимались принцы.

Эта поездка, совершенная мною по приказу Королевы, к разочарованию господ де Майенна и де Буйона, внушила им столь великую зависть, что они немедленно отправились к Господину Принцу, дабы узнать, что именно я сказал ему, и отговорить его от возвращения ко двору, однако все это оказалось напрасным.

По моем возвращении маршал де Буйон неожиданно спросил, не нашел ли я Господина Принца готовым служить Их Величествам; я ответил ему, что он не только настаивал на своей преданности им, но и заверил их в том же самом в отношении г-д де Майенна и де Буйона.

Однако имелась очень важная причина личного свойства, которая мешала им желать его скорейшего возвращения. Она заключалась в их намерении избавиться от маршала д’Анкра, и они боялись, что Господин Принц проболтается или спасует.

Спустя некоторое время после их возвращения в Париж маршал д’Анкр, опираясь на давние распри между герцогами Майеннским и Буйонским, с одной стороны, и герцогами д’Эперноном и де Бельгардом – с другой, предложил последним погубить соперников.

Однако те испытывали к своим противникам меньшее отвращение, чем к нему, ибо он был иностранцем, происходил из низов, получил все, что имел, благодаря счастливой путеводной звезде, коей они завидовали; кроме того, они приписывали ему все те невзгоды, которые испытали при дворе и из-за которых им пришлось взяться за оружие. Они воспользовались представившимся случаем, чтобы составить новый заговор, уничтожить маршала и избавить от него королевство, вместо того чтобы погубить двух соперников.

Они открылись г-ну де Гизу, он присоединился к их замыслу благодаря г-ну дю Перрону, брату кардинала, который долгое время был привязан к герцогам д’Эпернону и де Бельгарду и сам не любил маршала, который, как ему казалось, не относится к нему с должным почтением. Все вместе они решили объединить вокруг себя прочих врагов маршала д’Анкра, какие только существовали, и не только при дворе, но и в парламенте, а также в народе, на который маршал наводил ужас.

Со своей стороны, поступая неосторожно, маршал сам невольно помогал им, не отказываясь ни от одного из своих пристрастий.

Пока длились переговоры в Лудане и стражникам, охранявшим ворота столицы, было запрещено выпускать кого бы то ни было без предъявления удостоверения личности, некий сапожник из Пикардии, квартальный надзиратель с улицы де-ла-Арп, в Пасхальную субботу остановил карету маршала у заставы де Бюсси, не разрешив ему выехать без предъявления документа.

Во время происшествия случились некоторые вещи и были сказаны слова, кои французский дворянин, рожденный в более благоприятном климате, забыл бы, но которые запали в душу маршала; желая отомстить, он отложил это до того времени, когда Король вернется в Париж и он почувствует себя более уверенно.

Он приказал одному из своих конюших выбрать удобный момент и подстеречь сапожника вне городских стен, дабы наказать его за нанесенное ему оскорбление. Конюший встретил того 19 июня в Сен-Жерменском предместье и приказал двум слугам так жестоко бить его, что те остановились, лишь сочтя его мертвым.

Случившееся заставило вспомнить происшествие с Риберпре, которого маршал чуть не убил в минувшем году, а также происшествие со старшим сержантом Прувилем, которого он приказал прикончить в Амьене; расследовать нынешнее дело принялись столь рьяно, что он не отважился признаться, а его слуги по приговору суда были повешены 2 июля перед домом Пикара.

Конюший маршала спасся бегством. Однако, вместо того чтобы смягчить народный гнев, наказание лишь способствовало его умножению.

В то же самое время г-н де Лонгвиль, испытывавший недовольство от пребывания в своем доме в Три, оттого что, пока он находился там, дела его не продвигались, пожелал отправиться в Пикардию, дабы учинить там небольшую смуту. Он поделился своими планами с господами де Майенном и де Буйоном, одобрившими его поездку как часть замысла, направленного против маршала, и обещали ему как свою помощь, так и помощь г-на де Гиза. Г-н де Лонгвиль выехал и добрался до Аббевиля, население которого оказало ему теплый прием.

Тем временем Господин Принц отправился ко двору. Проезжая через Вильбон и заглянув к г-ну де Сюлли, он узнал о заговоре против маршала д’Анкра и, не желая ни обидеть Королеву, ни участвовать в новом волнении, ни бросить принцев, стал искать какой-нибудь предлог отложить свое прибытие на некоторое время; однако опасение, что Королева начнет подозревать его, заставило Господина Принца поступить иначе, и 20 июля он прибыл в Париж.

Направившись прямо в Лувр, он встретил у Их Величеств такой теплый прием, на который только мог рассчитывать; парижане встретили его еще более радостно, что было нежелательно для двора и могло помешать ему.