Не было ничего на свете, чего бы король боялся больше, чем того, что от него ускользнет какое-нибудь слово, из-за которого англичане подумают, что над ними насмехаются.

Однако, полагая, что он в безопасности, он не старался держать язык за зубами и позволил себе высказать все, что он думает о еде, питье и подарках, которыми он наполнил животы и карманы воинов Эдуарда.

Я намного легче изгнал англичан из королевства Франция, чем мой отец, потому что мой отец изгнал их силой оружия, а я изгнал их силой пирогов с олениной и хорошего вина.

Не успел он произнести эти слова, как, к своему большому неудовольствию, заметил, что в его покои проник посторонний — гасконский купец, который попросил у короля разрешения экспортировать бордоские вина в Англию без уплаты налогов и которому, по несчастливой случайности, было позволено войти. Восстановив самообладание, Людовик задал ему несколько вопросов и узнал, что этот человек родом из Гиени, но сейчас живет с женой в Англии. Король, используя всю свою силу убеждения, дал ему всевозможные обещания и попросил Коммина обеспечить их немедленное выполнение. При условии, что он больше не будет пересекать Ла-Манш, купцу была предоставлена привилегия, о которой он просил, и он получил, помимо прибыльной должности в родном городе, 1.000 франков наличными, на которые он мог послать одного из своих братьев за женой в Англию. Чтобы быть уверенным, что он не заговорит ни с одним англичанином, Людовик немедленно поручил своему человеку сопровождать его в Бордо. "И вот, — говорит нам Коммин, — король сам осудил себя на этот штраф, зная, что наговорил лишнего". Как любил повторять сам Людовик: "С тех пор как я родился, мой язык обошелся мне более чем в миллион золотых".

На следующий день, 31 августа, англичане поспешно свернули лагерь и отправились в Кале. Некоторые были очень недовольны таким негероическим исходом своего вторжения. Однако большинство, вероятно, разделяли чувства Джона Пастона, который писал своей матери: "Да славится Бог! На данный момент экспедиция короля закончена". Несомненно, об этом думали и жены французских воинов, которые год за годом видели, как их мужья благополучно возвращались из походов, где король Людовик умел быть таким скупым на кровь своих солдат. Эдуард IV и его люди прибыли в Кале 4 сентября, а через неделю основная часть английской армии пересекла Ла-Манш. Затем французский король отправил своих заложников в Париж, где их ждали всевозможные развлечения.

Англичане настаивали на том, чтобы 50.000 экю, которые должны были выплачиваться им каждый год, назывались "данью". Но Людовик, для которого слова имели мало значения, прекрасно понимал, что король Англии теперь его пенсионер.

V

Если бы Людовик XI, как и другие короли, имел склонность к военным завоеваниям, он мог бы нанести герцогу Бургундскому, нарушившему англо-французское перемирие, поражение, от которого тот не смог бы оправиться. На юго-востоке, когда Карл присоединился к своей армии в Люксембурге, города Эльзаса были готовы к борьбе. На юге в главных опорных пунктах Лотарингии находилось 6.000 человек, большинство из которых были снаряжены Базельским союзом, но среди которых также были швейцарские и французские наемники. На западе, в Шампани, король Людовик располагал мощными контингентами под командованием сеньора де Краона, а на юго-западе победоносная армия действовала у самых границ герцогства Бургундского. В соседнем Франш-Конте швейцарцы продолжали свои завоевания и только что взяли Бламон.

Однако у Людовика XI не было другой заботы, кроме как как можно быстрее заключить новое соглашение с герцогом. Хотя Карл хвастался Эдуарду IV, что не согласится ни на какое перемирие с Францией в течение трех месяцев, королевские посланники вели переговоры с Бургундией еще до того, как захватчики снова пересекли Ла-Манш. После того, как англичане покинули Амьен, Людовик снова отправился в Санлис, чтобы поблагодарить Богоматерь и встретить бургундское посольство. Увидев прибывших посланцев герцога, король развеселился. Действительно, когда один из английских заложников (они уже покинули Париж и его развлечения, и Людовик относился к ним как к своим близким людям) увидел гордых лучников и воинов, сопровождавших бургундских послов, он подозвал Коммина к окну и сказал ему плутовским тоном, что если бы англичане увидели много таких людей, они, возможно, не заключили бы мир. Тогда виконт Нарбонский, слышавший слова англичанина, разразился насмешками:

Неужто вы столь наивны, чтобы думать, будто у герцога Бургундского нет большого числа таких воинов? Он только отослал их набраться сил. Но ведь у вас было столь сильное желание вернуться, что 600 бочек вина и пенсия, выданная королем, быстро возвратили вас в Англию.

Вспылив, англичанин заявил:

Вот так все нам говорят, насмехаясь над нами. Вы называете деньги, что нам дал король, пенсией? Но это дань. И клянусь святым Георгием, вы сможете так говорить до тех пор, пока мы не вернемся.

Коммин поспешил направить разговор в другую сторону и начал шутить, но не преуспел в успокоении англичанина. Когда он сообщил королю о случившемся, глупость виконта вызвала у Людовика приступ гнева, который он не потрудился скрыть.

На самом деле, держать англичан в хорошем настроении было не легче, чем ходить по натянутому канату. Однако короля ждало еще одно испытание. Томас Монтгомери, один из его пенсионеров, вскоре прибыл от имени Эдуарда IV, чтобы сообщить Людовику, что гордость его государя была серьезно уязвлена начавшимися франко-бургундскими переговорами. Он попросил Людовика не заключать с Бургундией никакого другого перемирия, кроме того, которое Эдуард уже подписал и под которым герцог отказался подписаться. Если король Франции пожелает продолжить войну против Бургундии, его господин обязуется следующим летом пересечь Ла-Манш, чтобы помочь ему, при условии, что Людовик оплатит половину расходов на эту экспедицию и компенсирует ему ущерб, который она нанесет англо-бургундской торговле шерстью.

Людовик осыпал Монтгомери богатыми подарками и горячими благодарностями, чтобы тот передал их королю Эдуарду. К своим заверениям в дружбе он добавил все оправдания, которые только мог придумать. Его перемирие с герцогом, объяснил он, уже свершившийся факт, но оно ничем не отличается от того, которое он заключил с Англией и он лишь хотел пощадить гордость герцога, подписав с ним отдельный документ, таким образом Эдуарду совершенно нечего опасаться его отношений с Бургундией. С беспредельным облегчением Людовик наконец увидел, как Монтгомери и двое заложников уезжают. У него не было намерения вести войну с Карлом, и если англичане когда-нибудь вернутся во Францию, он опасался, что их быстро обратят в бургундскую веру.

Имея в качестве советников только адмирала,