— Не можете. — Глухарь потер пальцами виски. — Знаете, если вы не готовы помочь нам, я не стану на этом настаивать, ведь вы работаете с нами на добровольной основе.

Глухарь поднялся из-за стола и направился к выходу. Ему срочно нужно было на свежий воздух, чтобы не сойти с ум в этом желтом мрачном зале, где уединение с Огинским играло вовсе не на руку Глухарю. Знакомство с Павлом Викторовичем у него не задалось, и, возможно, если бы самочувствие не подвело в самый ответственный момент, то Глухарь мог бы постараться найти расположение Огинского.

— Постойте, — Огинский окликнул Глухаря. — Я поищу тех, с кем работал Бульба. Вы правильно поступаете, не доверяя первому встречному.

* * *

Щегол не мог найти себе места, пока Глухарь был на встрече с Огинским. Нелепая тревожность не покидала его, а руки так и требовали отвлечься и заняться чем-то другим. Можно было бы поработать в небольшом Птичьем огороде, можно было бы навести порядок в гостиной, но все это так и не смогло бы освободить голову от удручающих мыслей.

— Что ты мельтешишь по комнате? — Сорока лежала на диване и смотрела, как Щегол ходит из стороны в сторону по гостиной.

— Что-то здесь не так, — он взъерошил пальцами волосы. — Не знаю, как объяснить.

— Ну уж постарайся, и без твоих этих приколов как-то не особенно весело. — Сорока болтала ногами в воздухе и напевала какой-то мотив.

Щегол сел на кресло напротив Сороки и облокотился на колени, погружая лицо в ладони. Наверное, это и правда просто нервы. Что было не так удивительно, учитывая последний месяц. Следовало попить пустырника или валерьянки, чтобы совсем не вогнать себя в яму из страхов и тревоги. Сорока села на диване и задумчиво посмотрела на Щегла.

— А ну-ка перестань! — Она хлопнула в ладоши и поднялась. — Пошли развеивать как-то твои страдания. — Сорока покачивалась из стороны в сторону. — О! Чиж же нам свой компьютер оставил, пошли пошаримся в интернете.

— Пошли, — Щегол слегка улыбнулся и последовал за Сорокой.

Ему льстила мысль, что Сорока переживает, желает помочь ему и придумывает варианты, чтобы поддержать Щегла. Враждебность и неприязнь уже давно сошли на нет. А когда вы остаетесь одни, то остается лишь держаться рядом и быть опорой друг другу. И все же Сорока была не худшим из вариантов, с кем остаться в Гнезде. Сорока веселая и, кажется, начинает подпускать к себе Щегла ближе, чем хотела она изначально. Она села на стул Чижа и нажала на кнопку, из-за которой компьютер зашумел. На экране высветилась картинка с букетом хризантем, и Щегол усмехнулся. Даже если это и была картинка по умолчанию, то с образом Чижа она все равно никак не вязалась. Сорока щелкнула мышкой по ярлыку браузера, и возле стрелки появился значок загрузки. Было сложно объяснить, почему Щегол так относился к Чижу. За все время тот не сказал ему ни одного злого слова. Но даже так Щеглу казалось, что Чижу слишком в тягость Птицы и нахождение с ними. Будто за три года ему так и не удалось смириться со своим выбором, и он каждый раз отсрочивал принятие. Чиж будто был с Птицами, но не был полноценной частью всего этого. Чиж ушел так и не оставив после себя однозначного мнения. Он так и остался загадкой, шкатулкой с секретом. Наконец-то появилась страница с десятком вкладок, которые Чиж так и не закрыл перед своим уходом. Прежде чем Сорока нажала на крестик, закрывая их все, Щегол перехватил ее руку и зашел во вкладку с оранжевым значком сайта «Одноклассники».

Это случилось неосознанно, словно по воле какого-то невероятного порыва. Сорока не поняла этого действия, но мешать не стала, а приняла тот факт, будто так и было задумано. Вспоминая последние дни Чижа в Гнезде после смерти Сизого, Щегол ужасно злился на него за то, что тот совершенно перестал выполнять какую-то базовую часть работы. Чиж очень много спал, иногда выходил на улицу и немного помогал Глухарю с огородом. Но компьютер не включался ровно с того момента, как Чиж получил сообщение и фото Гнезда со стороны. Это злило Щегла и раньше, но теперь злость достигла апогея. На экране была открыта страница Огинского, за счет которой Чиж пытался узнать какую-то информацию об участковом. Все было как у людей: фотография, подписки на группы с шутками. Но взгляд Щегла зацепился за запись двадцатого августа: «Встреча с отцом, которой я ждал больше десяти лет». Запись была подкреплена фотографией Огинского вместе с Гуровым.

— Какого черта… — Сорока вцепилась пальцами в крышку стола.

Щегол подскочил из-за стола и кинулся к своему телефону, чтобы набрать Глухарю. Он должен был убираться как можно скорее с этой встречи, что изначально ужасно смущала Щегла. Ладони вспотели, и попасть по кнопкам стало почти невозможным.

— Как это возможно, Щегол?! — Сорока закрыла рот рукой. — Почему мы не увидели раньше? Что вообще происходит.

— Тише, я сейчас позвоню Глухарю, и мы убедимся, что все с ним в порядке, — Щегол положил руку на плечо Сороке, но, как назло, Глухарь не брал трубку, и было слышно лишь гудки. — Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Только сейчас, когда пред глазами появилась целая картинка происходящего, то и недостающие фрагменты встали на свои места. До этого они были вне поля зрения, но теперь все стало настолько очевидно, что даже обидно, почему раньше их не заметили. Щегол злился, потому что впервые стало так сильно страшно, что все остальное перестало иметь смысл.

— Слушаю, — Глухарь поднял трубку.

Он садился в машину и не слышал звонок, потому что телефон остался в машине.

— Глухарь! — Сорока закричала в трубку. — Уходи оттуда! Возвращайся в Гнездо как можно быстрее.

— Ты чего, милая? — Он добродушно рассмеялся. — Скоро буду, не переживай.

— Пожалуйста, уходи поскорее, — Сороку трясло, и Щегол прекрасно понимал это состояние.

— Все, все, уже завожу машину. А что стряслось то?

Щегол не успел рассказать, что Огинский — это тот, кто убил Сизого и во всем виноват. Даже если бы сказал это сразу, то все равно не успел бы. По ту сторону трубки послышался грохот. Настолько громкий звук, словно что-то взорвалось. Щегол закрыл глаза и пообещал себе впредь доверять сомнительным ощущениям и считывать тревожное состояние еще до момента, как что-то случилось. Если бы он поверил себе, то ничего бы не произошло. Если бы Щегол прислушался к себе, то сейчас «Буханка» не полыхала бы от взрыва на парковке придорожного кафе