— Отче, ты зря так долго жуешь. Что я сделала, я отчасти поняла, — остановила я Валькины излияния. — Только мне до лампочки исторические перспективы, псевдонаучные прогнозы и твой мерзкий наниматель. Я хотела, чтобы друг Андрюша вспомнил Олесю и помнил о ней всегда, как начнет распространяться про духовные ценности, православие, самодержавие и народность. Видишь ли, всякий грешен, но не всякий берется других учить, есть минимум грехов при котором позволительно проповедовать. А Олеся — не минимум, живая душа человеческая, прости за высокопарность. Это вроде той слезы ребенка, о которой Федор Михайлович поведал, на ней всеобщую гармонию строить непозволительно, я так скромно думаю. И еще хочется знать, что с девочкой случилось. Друг Андрюша знает. А когда я узнаю, то задам один-единственный вопрос. Почему он родителям ничего не сказал, почему Олесю до сих пор пропавшей без вести считают? Однако сам по себе Андрюша мне скорее понравился. Есть в нем личный шарм, хотя вещает он совершенно немыслимый бред. Ни слова не разобрала.

— Ты, прелестное дитя, говоришь притчами, как святая Библия, — укорил в ответ Отче Валя. — Он тебе понравился, потому что ты ни пса не поняла в его речах — сильно, и до того он тебе понравился, что ты охотно помогаешь другу Паше смести его с лица земли. Очень доступно изложила и логично аргументировала — браво! Особенно удачно получилось моральное обоснование твоего талантливого лицедейства и шантажа — как по-писаному. Не много ли на себя берешь? Всего-навсего роль небесного судии — скромненько и со вкусом. Ты бы выбрала, прелестное дитя, что-нибудь одно: или мировую совесть воплощаешь, или с нелегальной торговлей оружием связываешься. А то может выйти неувязочка, сама про минимум грехов толковать изволила. Родственник-то твоего лжеавтора, я мыслю, отнюдь не цветочками торгует. Потому что сдачу тебе за возврат богатую дали — делиться будешь? Вопрос риторический, я на лаптоп не претендую, риск был твой и не малый, и денежки твои, всё справедливо.

— Ты, оказывается, приходил ко мне вчера шпионить, а я думала, в гости, — неискренно запечалилась я. — Если настаиваешь, то давай делить прибыль, только видишь ли, тебе четверть выходит от лаптопа, не половина.

— Погоди, дитя, погоди, я сейчас сам справлюсь с твоими дробными числами. Если нам с тобой одна половина на двоих, то другая, как я понял… Ага, значит твой самозванец не в деле, если ему отступного дают, и еще очень миленький фактик, что вам на двоих один подарок делают. Картинка проясняется, он тоже посторонний, уже легче, от вас обоих откупились, мол спасибо и привет. А я, дурак, хотел тебя предупреждать. Извини, думалось, что он при тебе охранником или сторожем подрабатывает — чтобы не зналась с кем не надо и не болтала лишнего. Вчера усомнился, не похож он на участника, цивильный, домашний мальчик, теперь все ясно. Вас обоих просто за дурачков держали, с чем и поздравляю. Бог даст, можно выдохнуть. По всей видимости, мы выскочили из затеянной тобою передряги. Я, надо признать, слабо на то надеялся. Ну теперь пора допивать кофе, доедать пирожное и рассеиваться обратно по делам. Да, наниматель сообщил, что в Америку меня не пускает, спасибо тебе за честность.

— Пока, Отче, не грусти, заходи в гости, — напоследок пригласила я друга, затем добавила для корректности. — Привет домашним и Антону!

— Взаимно, дитя, — ответил Валентин, и мы разошлись в разные стороны бульвара.

Я понимала, что Валентин не держал обиды, но все равно было грустно. Вдруг стало ясно, что невзирая на многие приобретения, что-то в моей жизни кончилось. В невеселом настроении я добрела до работы и готовилась посвятить остаток присутствия философским размышлениям в одиночестве, поскольку к моему приходу все разбежались, а Ванда ждала меня, чтобы смыться. Она в темпе собралась и успела удалиться, но тут же вернулась и не одна, а в сопровождении Регины, жены бывшего друга Сергея. Обвалившийся потолок ошарашил бы меня меньше. Не было у нас с Региной обыкновения посещать друг дружку в рабочем интерьере. Верочка забегала, и я к ней, а Регина — никогда.

— Вот она, — торжественно заявила Ванда, далее обратилась ко мне. — Малышева, я в коридоре поймала твою гостью. Теперь я спокойна, а то сердце ныло, что бросила тебя одну. Еще раз пока, девушки!

— Спасибо вам, — напутствовала Регина уходящую Ванду и расположилась за Викешиным столом лицом ко мне. — Катерина, извини за вторжение, извини, что не позвонила, и не думай, что это я сошла с ума. Послушай внимательно, потом можешь вызывать перевозку, но не ко мне… Мы с Родичевым на полном серьезе приглашаем тебя пожить у нас в доме, сколько захочешь, будем рады тебя видеть, начиная с сегодняшнего вечера. Предлагаем диван в гостиной, мою ночную сорочку и лишнюю зубную щетку.

— Регина, дорогая, спасибо, разумеется. Но боюсь, что перевозка актуальна, — осторожно заметила я.

— Поэтому я сразу ее упомянула, — согласилась Регина. — Сообщение, извини, я сделала, твою реакцию учла, теперь буду задавать вопросы. Родичев к тебе в субботу все-таки напросился? Твоего молодого человека видел?

— Как-то так получилось, — полупризналась я, непонятно было чрезвычайно.

— Ну, значит, не совсем еще спятил, но на верной дороге — тяжко вздохнула Регина, затем продолжила. — Не прыгай, сейчас объясню. В субботу Родичев приехал домой сам не свой, я подумала, что ты вправила ему мозги насчет сыщика, и он на нас обеих разобиделся. С ним бывает. Сидел смурной до вчерашнего вечера и наконец раскололся. Заявил, что какая-то банда держит тебя в страхе и под замком, что в квартире с тобой живет бывший боксер, чтобы ты не убежала. Попросил, чтобы я пригласила тебя к нам пожить. Я, как видишь, пригласила и заодно спрашиваю: что значит этот бред?

— Ничего, кроме ранее упомянутой перевозки, — откровенно ответила я.

— Я так и думала, — сообщила Регина. — Я его спросила: как можно держать человека взаперти, если он, то есть Катерина, ходит на работу и в гости? И за каким чертом банде нужна Катерина? Он стал плести, что это связано с бешеными деньгами, которые они с твоим вшивым аристократом пытаются или пытались добыть. Ты вроде бы что-то важное узнала, поэтому банда тебя караулит. Детский сад да и только. И мое мнение таково: у Родичева наклюнулась безумная мыслишка, что ты в благодарность за кров поделишься с ним секретом. Мне он признался, что своими глазами видел у тебя в доме здоровенного типа с армянской фамилией, что все чистая правда, и ты сейчас должна заплакать от счастья и бегом бежать к нам. Лично я думаю, что Родичев слегка тронулся на почве клада…

— Тьфу на твоего Родичева! — сказала я с чувством. — Как ему не стыдно вплетать меня в дурацкие бредни! Его мирно пригласили пить чай, вежливый молодой человек, аспирант, а не бандит, ему представился, а ему, дураку (пардон, Регина!), что-то иное померещилось! Я советовала оставить в покое Вальку, не связываться с темными делами, а он их мне и приписал. Совсем свихнулся твой благоверный!

— Я, кажется, начинаю понимать, — в задумчивости отозвалась Регина. — Не исключено, что это мы с тобой дали маху. Сейчас разъясню. Я попросила сделать Родичеву внушение, а ты взялась за дело не с той стороны. Стала говорить в свойственной тебе завуалированной манере, с примерами, допущениями и в сложной форме. Это была ошибка. Мой Родичев, извини, не столь искушен, всё воспринял буквально и присочинил от себя для полноты картины, в которую сам поверил по простоте, потому что очень хотел добраться до клада. Твой сыщик, я думаю, поманил и бросил, и мозги ему запудрил. А они у Родичева, мозги, сорта не первого, боюсь, что и не второго. Ему объяснять нужно в простых доступных словах, желательно, ему известных, иначе непременно поймет превратно. Ладно, Катерина, прости меня за нелепое предложение. Поверь, то было от чистого сердца и по глупости. Хорошо, что мы с тобой объяснились, а то и впрямь приходило подозрение, что спятил мой Сережа. Я теперь спокойно растолкую, что у тебя нормальный роман, в помощи ты не нуждаешься, тем более в моем или его содействии. И что делать с аспирантом, знаешь без Родичева.