--------------

[151] Чекмень — кафтан, верхняя мужская одежда, бывшая в ходу у казаков.

Глава 36

в которой некоторые герои открываются с неожиданной стороны, Елизавета терпит лишения, а Алёшка гонит коня

И жизнь остановилась. Не стало смысла, мечтаний, надежд. Остались лишь воспоминания…

Неприкаянной тенью отринутого небом грешника он бродил по занесённому снегом парку, не чувствуя холода, обычно пробиравшего до костей, и вспоминал, вспоминал…

Вот здесь, он увидел её, когда пришёл в Покровское на Пасху, она угощала крестьян, христосовалась и дарила подарки. Алёшка, зажмурившись, бережно, точно хрупкое сокровище, достал из памяти бередившее душу видение — смеющиеся глаза и губы, мягко коснувшиеся его губ…

А здесь он подрался с Саввой, и она, увидев безобразную сцену, хотела прогнать его. И он тогда в первый раз осмелился заговорить с ней…

А здесь стоял, слушая её рвущую душу песню. И при каждом звуке сердце сжималось от сострадания и хотелось жизнь отдать за то, чтобы она утешилась.

Ничего. Алёшка открыл глаза. Зато теперь она будет счастлива. Главное, что ей теперь хорошо. А он… он как-нибудь привыкнет жить одними воспоминаниями…

Совсем близко захрустел под ногами снег, и он медленно, по-стариковски обернулся на звук. Закутанная в меховую накидку, раскрасневшаяся на морозе, к нему подходила Анна.

— Господи, Алёша! Да ты весь синий! — Она тронула его ладонь и всплеснула руками. — Будто изо льда! Ты же заболеешь! Пойдём скорее в дом.

— Я приду, Аннушка. — Он улыбнулся ей рассеянно. — Попозже.

— Не позже, а сей же миг! — Схватив за руку, она потащила его в сторону крыльца. — Когда ты ел в последний раз?

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я не голоден, Анюта.

— Алёша, — Анна вдруг остановилась и взяла его за обе руки, — очнись! Приди в себя.

— Не могу. — Он смущённо улыбнулся. — Не получается.

— Это из-за неё? Да?

Алёшка не ответил, разглядывая крошечную снежинку, дрожавшую на меховой опушке её воротника. Почему-то казалось важным рассмотреть все тонкие, искрящиеся, будто алмаз, иголочки лучиков.

— Но она тебя не любит! — Голос Анны дрогнул.

— Я её люблю. — Алёшка вновь прикрыл глаза, ему было больно говорить о Елизавете, но он говорил, поскольку казалось, что так становится немного ближе к ней.

— За что, Алёша?! Ты хороший, добрый, честный… А она взбалмошная, истеричная дура! За что её любить?

Алёшка взглянул на Анну, казалось, она вот-вот расплачется.

— Не говори про неё плохо, — попросил он печально. — Для меня она лучшая на свете, так уж сложилось. Разве любят по достоинствам? Да и не в моей это власти… Этим кто-то там, наверху, заправляет. Просто есть человек, который для тебя словно солнышко светит. Она рядом — и вокруг даже ненастной ночью ясный день. Нет её — и мир становится бесцветным, будто пыльный холст. Прости, Аннушка, пока мне трудно говорить о ней. Иди в дом, я правда приду попозже…

— Не терзайся! Ей с ним вместе не быть. — Анна понизила голос, а Алёшка в недоумении взглянул ей в лицо. — Шубин её уж в Сибирь, поди, едет…

— Что ты говоришь?! — поразился он.

— А то и говорю, что любовника её арестовали. Так что свидеться им разве что на том свете придётся.

— Откуда… Как ты… узнала?

— Узнала? — Она усмехнулась, красивое лицо на миг сделалось злым и почти безобразным. — Нет, Алёша… Я не узнала, я всё это устроила. Андрей Иванович Ушаков — друг моего покойного отца. Он обещал мне выхлопотать у императрицы разрешение на брак с Митей, а я доносила ему всё, что творится у Елизаветы.

— Ты? Доносила? — Алёшка задохнулся. В один миг ему стало так холодно, что застучали зубы.

Глаза Анны сузились.

— Я её ненавижу! Она сказала, что попросит Её Величество, чтобы меня поскорее замуж отдали. За господина Репнина. Ты видел его? Пузатый, рябой, лысый, батюшке покойному ровесник. Когда говорит, слюни изо рта летят во все стороны… — Анну передёрнуло. — Ладно бы сама никогда не любила и не знала, каково это, когда разлучают с близким человеком, — нет! Она же рыдала по своему Шубину. Мучилась, убивалась, письма ему писала, песенки слезливые сочиняла… а меня хотела отдать Репнину. Что я ей сделала, Алёша? — Анна всхлипнула, и Алёшка, глядевший на неё во все глаза, увидел, как задрожали и скривились губы. Но она справилась с собой, не заплакала, лишь на мгновение прижала к лицу ладони и заговорила вновь: — И я решила, что сама попрошу Её Величество устроить мою свадьбу, но вовсе не так, как мечтали Елизавета и моя родня. Ты сказал мне тогда, на берегу, что за счастье нужно бороться, и я стала бороться. И победила! Митя — мой муж. Андрей Иванович обещал замолвить за нас слово перед Её Величеством, чтобы моя родня не смогла расторгнуть брак, а Елизавета скоро окажется в монастыре! Её на границе возьмут. Там уж Ушаков ждёт не дождётся, все глаза проглядел…

— Что ты натворила! — закричал Алёшка и схватил её за плечи. — Как ты могла?! Ты же жизнь им порушила!

— Да тебе-то что за печаль?! Она бы всё равно никогда твоей не стала! Только всю душу бы тебе измотала, все соки вытянула! Водила бы за собой, как щенка на верёвочке. Как же ты не видишь?! Ей нравится мучить людей! Она упивается властью над теми, кто от неё зависит! Захочет — приблизит, захочет — накажет! — Анну трясло, глаза пылали, и Алёшке казалось, что в неё вселился бес. — Мелочная, мстительная, бездушная тварь! Ты слеп, если не видишь этого! Она не стоит твоей любви!

— Как же ты не понимаешь! — Кровь ударила ему в виски, и на миг так сильно закружилась голова, что он пошатнулся. — Самое ценное для меня — её жизнь и её счастье! Даже если она будет не со мной… Где её ждут? Как они поедут? Ты знаешь? Говори сейчас же! Ну!

Он встряхнул Анну. Кажется, она испугалась — вся сжалась в его руках, словно он мог её ударить.

— Едут через Смоленск, самым коротким путём, а ждать их будут на последнем постоялом дворе возле Березина, — пробормотала она, глядя на него с опаской, и покачала головой. В глазах её ему почудилось сожаление. — Ты не догонишь их, Алёша. Три дня прошло, они уж под сотню вёрст проехали, если не больше.

Оттолкнув её, он бросился в сторону крыльца.

* * *

Собрался он быстро. Покидал в котомку все свои деньги, пару пирогов стряпки Фроси, сунул за голенище сапога