– Найджел… Будет слишком бесстыдно попросить всех, кроме мисс Ламберт, покинуть мою палату? – Рэдхэйвен закашлялся в кулак и натянул простынь повыше, оставив на виду лишь голые плечи.

– Когда тебя волновали приличия? – вздохнул ректор и махнул Граймсу, так и не стершему с лица едкую, отравляющую гримасу.

– Эйвелин… – прошептал Данн, едва за мужчинами закрылась дверь.

– Мм?

Я все-таки позволила нашим взглядом столкнуться. Обожглась, но вытерпела. Уффф.

– Я ведь дал тебе возможность от себя избавиться, – его ухмылка очертилась ярче. – Одно слово – и суд разорвал бы нашу помолвку. Никакого контракта, никакого «брачного рабства». Полная свобода, и вполне приемлемой ценой… Я сам сглупил.

– Ну да, всего лишь одна разрушенная жизнь! – вспыхнула возмущенно, подходя к его кушетке и присаживаясь на соседний стул.

– Я сделал тебе больно? – он поерзал на подушке, пытаясь устроиться так, чтобы лучше меня видеть.

– Синяки? Заживут, мисс Лонгвуд их чем-то намазала, – махнула рукой, стараясь не замечать, что под простыней он, вероятно, и вовсе без одежды. – Не помню, в какой момент они появились. Наверное, когда вы… Ну, или позже, когда… Гхм…

– Испугал тебя? – он прикрыл глаза и медленно, глубоко вдохнул.

– Немного, – повела плечом.

– Ты должна кое-что понимать. Открой ушки и внимательно послушай, – велел так строго, что я на стуле выпрямилась.

– Я все понимаю, – закивала поспешно. – Это действие проклятия. Чары вожделения. Ректор мне объяснил, когда я его совсем достала.

– Чары, да… Но это были мои желания, – признался сдавленно. – Потаенные, усиленные, возведенные в манию. Но мои.

– Яс-сно… – кажется, я переспорила по красноте керрактскую каэру.

– Уж прости за такую откровенность. Это во-первых.

– Есть еще и во-вторых? – поперхнулась в ужасе. – Варх Всемогущий, помоги!

– Проклятие было крепким, мудреным. Прицепилось сразу на несколько крючков. Я и сейчас чувствую остаточный след, Эйвелин…

Я настороженно отодвинулась по стулу к самой спинке.

– Понятно…

– И если бы морок меня не отключил, сам бы я не остановился. И довел бы все до конца, – выдал, не отводя от меня глаз. Прибивая взглядом к спинке стула, чтобы и не думала сбежать от пугающей правды. – Судя по цвету щек, мы друг друга вполне понимаем, да?

– Вполне, – вздохнула послушно.

– Ты бы меня возненавидела. И я бы себя тоже.

– Если бы вы тогда не остановились в парке и не решили спасти незнакомую, нагрубившую вам девицу, этого вообще бы не случилось! – фыркнула в воздух. – В смысле, меня бы не случилось. В вашей жизни.

– Это дела не меняет.

– Тот, кто навел проклятие, был очень жесток, – я поерзала на стуле. – Любого другого оно и вовсе убило бы. Я слышала, как это обсуждал Граймс со своей ассистенткой.

– Меня очень непросто убить, Эйвелин. Не факт, что вообще возможно. Тебе не стоило так волноваться, – он протянул мне открытую ладонь, предлагая положить в нее свою. И я без особых размышлений сделала это. – Ума не приложу, зачем Финиусу понадобилось вешать чары вожделения. Проклятия одержимости он всегда обходил стороной, считая их грязной игрой.

– Так может, это был не он? В смысле, не Мюблиум? – сжала его ослабшие пальцы.

– У меня проскользнула вчера такая мысль. Плетение было странным, – согласился Рэдхэйвен.

– Вдруг кто-то решил вас отвлечь от чего-то поважнее? – я пересела к нему на кушетку, фамильярно сдвинув мастера с края на середину. – И вплел добавочную нить в наведенное профессором проклятие?

– Сообразительная девочка. Сразу видно – лучший теоретик на курсе.

– Давно вам об этом толкую, – хмыкнула, любуясь забавными мимическими морщинками, собравшимися вокруг его глаз.

– У меня есть еще «в-третьих», – заявил самодовольно он, едва я попыталась высвободить руку и встать с его койки. Очень уж необдуманно я на нее переместилась.

– Я вас сейчас собственноручно задушу…

Пальцы я выпутала и с кушетки встала, но в дверях послушно застряла.

– Меня очень волнует один момент, – коварно протянул мой жених-рабовладелец. – Почему вы не закричали сразу, едва я вошел в вашу спальню? Зачем вообще меня впустили посреди ночи?

Закусив до боли губу, я спиной толкнула дверь и выскочила в коридор. На этот вопрос я была пока не готова отвечать. Ни ему, ни себе.

***

Сплетня о том, что королевского мастера среди ночи обнаружили в моей спальне – в изможденном, бессознательном состоянии, – разлетелась по академии довольно быстро. К вечеру она приобрела сто оттенков идиотизма, потому как каждый рассказчик добавлял к ней новые детали.

К примеру, я слышала версию, в которой сама накинула на Рэдхэйвена чары вожделения и хитростью заманила к себе в кровать. Там, понятное дело, я же его и довела до изможденного, бессознательного состояния. Коварная Эв Ламберт, похитительница мастеров проклятий!

Видимо, в этом варианте сплетня долетела до Килиры и Летисии, потому что обе демонстративно фыркали и отворачивались, стоило мне показаться в коридоре. Жалели, видит Варх, что сами до чар вожделения не додумались.

Проторчав остаток дня в закутках библиотеки, я только к темноте вынырнула из книг. Благодаря чудодейственной мази мисс Лонгвуд, ссадины и синяки стали едва заметны. Очень хотелось улечься в постель и отоспаться, но ноги снова привели меня к заветной палате. Они как-то неверно поняли мое желание… Не в эту постель. Не так отоспаться!

Час был довольно поздним, и часть меня надеялась, что Рэдхэйвен спит. Но другая желала еще разок заглянуть ему в глаза. Убедиться, что тот, другой, чужой, страшный Даннтиэль навсегда исчез. И вернулся мой привычный самодовольный рабовладелец.

– Эйвелин? – он не спал, и необходимость красться на носочках отпала.

– Я подумала, вам снова скучно. Посидеть с вами?

– Я бы предпочел, чтобы вы со мной полежали, мисс Ламберт, – ухмыльнулся Даннтиэль. – Раз уж вся академия теперь в курсе наших отношений.

– О, все в курсе каких-то разных отношений! Я слышала с десяток версий, и ни одной, в которой мы помолвлены, – заверила его, делая круглые глаза. Удивлялась, что эта информация не просочилась за стены палаты.

– Правда, должен предупредить, что под этой варховой простыней я без одежды.

– С-сов-всем?

– С-сов-всем. Ума не приложу, зачем целителям это понадобилось, – он обмахнулся краешком простыни, и