– В последнее время мне было о чем подумать, кроме как о прошлом.

– О, конечно, – сказал я примирительно. – Я не знал, что ты потеряла Дэна, пока не получил письмо Фрэнка. Прости. Он ушел неожиданно?

– Да, очень неожиданно.

– Жаль, – сказал я, пытаясь выразить сочувствие.

Очевидно, ей не хотелось говорить на эту тему, поэтому я обуздал свое любопытство и сказал:

– Тебя беспокоит здоровье твоего мальчика. Давно ли он чувствует… ну, скажем, недомогание?

– Около пяти недель. Сначала мы заметили туберкулез желёзок.

– Не волнуйся, Кэти. Мы в состоянии привести его в порядок. У детей его возраста такое случается. Просто инфекция бычьего туберкулеза. Не легочного типа. Мы не будем его расстраивать, класть в палату. Я договорился с Хозяйкой, чтобы вы заняли гостевой домик. Там очень уютно… обычно в нем останавливаются члены комитета.

– Хозяйка? Она хорошая?

– Вполне, если ты найдешь к ней правильный подход. Да, кстати, – продолжил я после некоторой заминки, – мне пришлось подмазаться к ней, чтобы ты была с Даниэлем, накрутить ей мозги. Понимаешь, обычно у нас не положено принимать родителей. Поэтому я придумал родственные отношения, сказал ей, что ты моя кузина. Но если хочешь, можешь отречься от меня.

Помолчав, она сказала:

– Все еще играешь с правдой, Кэрролл? У тебя всегда получалось.

После этого мне стало все равно. Черт возьми, я пошел на это ради нее, чтобы она поладила с Хозяйкой и получила право пожить в гостевом шале. Я ехал молча, на приличной скорости, теперь, после того как мы миновали Цюрихское озеро, все вверх и вверх, высвечивая фарами деревни Ландкварт и Енац, почти безлюдные в этот час. Нависающие горы делали еще глубже ночную тьму. Тумана не было, но начался мелкий дождь. Я включил радио, чтобы услышать последние новости и прогноз погоды. Несчастный случай на железнодорожном переезде. Двое убитых в Гризоне[170]. В Женеве вновь созвана конференция по разоружению. Очередные беспорядки в Йемене. «Серветт» победил «Люцерн» на Кубке Швейцарии со счетом 2:1. Погода исправится.

В быстрых случайных бликах, когда мы проезжали очередной освещенный дорожный знак, я видел, что Кэти сидит прямо, с закрытыми глазами. Даниэль на заднем сиденье заснул, его слышимое дыхание совпадало с ровным стуком стеклоочистителей. Я включил обогреватель. Из чистого приличия и добрых намерений я хотел устроить уютную поездку втроем в закутке маленького «опеля», но что-то пошло вкось, и дорога показалась вдвое длиннее.

Однако к одиннадцати часам мы наконец приехали, и, поднявшись по подъездной дороге, я с облегчением увидел огни в гостевом шале. У меня были легкие сомнения насчет Хозяйки, но она и вправду задержалась гораздо дольше положенного, чтобы встретить новоприбывших.

– Ах, вот и вы! Устали. Так поздно и такой путешествий. – Обняв Кэти, она помогла ей выйти из машины. – И маленький малшик? Спит. Это хорош. Но такой бледный. Вы можете взять его, Herr доктор? У нас все готоф.

В шале было светло, в маленькой гостиной горел яркий огонь в камине, обдавая теплым блеском начищенную мебель, золотя посреди стола горшок с белыми цикламенами, которые, несомненно, прибыли с утра из цветочного магазина. Рядом, на подносе, стояли термос и блюдце с сушками. От горящих бревен шел чистый теплый запах сосны. В смежных спальнях, большой и маленькой, свет был приглушен, обе кровати заправлены, и на каждой, легкий, как лебяжье перо, лежал уникальный гарант ночного комфорта, швейцарское Steppdecke — стеганое одеяло.

Какой же мне плюс, что сама Хозяйка взяла на себя труд организовать столь теплую и гостеприимную встречу. Кэти, усталая и изнуренная, почти забывшая о моем присутствии, ошеломленно поглядывала на нее, явно не ожидая встретить здесь столь сердечную заботу.

– Вам нравится, ja?[171] – радостным тоном сказала Хозяйка, изучая ее.

– Тут так прекрасно… так мило… и комфортно. Я… я не знаю, как благодарить вас.

– Гут! Теперь вы должны принять свой горячий напиток, а я положить малшик в кровать. А для вас, Herr доктор, в вашей комнате есть горячий молоко и соленый сушки. Итак, gute Nacht[172].

Из главной спальни она поспешно протопала в маленькую комнату, куда я отнес Даниэля. Поскольку Кэти, опустив глаза, стояла молча и неподвижно, я открыл термос, налил стакан молока и пододвинул к ней. Я не знал, какие именно слова следует найти и произнести, чтобы растопить, как мне казалось, лед между нами. Но она сама заговорила. По-видимому все еще думая о Хозяйке, она сказала, словно самой себе:

– Добросердечная женщина.

– Да, это так, Кэти, – искренне поддержал ее я, а затем, с ощущением, что тоже имею право на некоторую долю одобрения, добавил: – Мы с ней оба чувствовали, что ты заслуживаешь самых лучших условий.

– Потому что я твоя кузина?

– Ну, – пожал я плечами, – это лишь для пользы дела.

Она не ответила, так и не повернула голову в мою сторону и не посмотрела на меня. Вид ее поникшей фигуры, еще стройной, даже молодой, снова вызвал у меня приступ жалости. Она выглядела абсолютно опустошенной – и едва ли только из-за этого перелета-переезда, каким бы тяжелым он ни был, – нет, что-то иное, какой-то мучительный опыт сказался на ней, возможно беспокойство о больном ребенке или еще некая терзавшая ее причина, о которой я не знал.

– Не волнуйся, Кэти. Мы вылечим мальчика и тебе поможем. Завтра я осмотрю его и сделаю все, что в моих силах.

Я подошел к ней и осторожно взял ее за руку.

Она словно окаменела и тихим, но твердым голосом, глядя на меня в упор, сказала:

– Убери свою грязную руку. Ты… ты лживый бабник.

Я был потрясен. В конце концов, я сделал все как надо; пригласил ее сюда, встретил, несколько часов вез во тьме-тьмущей этими проклятыми опасными горными дорогами, чтобы в результате меня сочли каким-то секс-маньяком. Но она была еще более расстроена, чем я, и сразу все прояснилось. Дело было не только в том, что она увидела Лотту: конечно же, большая шведка выдала меня со всеми потрохами – мне следовало бы догадаться, что она не станет держать рот на замке, – и Кэти, с нетерпением ожидавшая новой встречи со мной, была оскорблена до глубины души. Ну, это пройдет. Я скоро все исправлю. Главное – не обижаться, оставаться спокойным и сочувствующим, время затянет рану.

– Я вижу, ты устала, Кэти, – сказал я мягко и чуть уязвленно. – Так что желаю тебе спокойной ночи. И хорошего сна.

Я вышел на цыпочках, точно так же как ходил Фрэнк, и тихонько закрыл дверь.