После недолгого колебания я делаю глубокий вдох, отпираю дверь и вхожу внутрь.

Я едва могу удержать воздух в легких, когда замечаю, в каком разгромленном состоянии находится наш дом.

Барные стулья лежат на полу в разных положениях, ни один из них не стоит рядом с кухонным островком. Наш диван тоже не в своем обычном положении. Он перевернут вверх дном и выглядит так, словно кто-то выместил на нем чертовски много злости. Телевизор сломан. Теперь экран покрыт чем-то похожим на два-три пробивных отверстия. Украшения на прилавке, бумаги, осколки разбитого стекла разбросаны по всему полу. Это действительно выглядит так, как будто этот дом был встречен торнадо.

— Аарон? — кричу я, так как не вижу его в гостиной.

Тишина.

Может быть, он меня не услышал, поэтому я снова зову его. На этот раз я слышу, как открывается дверь его спальни, незадолго до того, как в комнате раздаются шаги, когда он спускается вниз.

В ту секунду, когда я вижу его мельком, мое сердце разбивается вдребезги.

Он выглядит ужасно. Его рубашка порвана, похоже, из-за того, что ее натянули слишком сильно. Его волосы растрепаны и торчат в разные стороны. Его глаза красные и опухшие, так же как нос и щеки, лицо в пятнах слез.

Я вижу, как его руки сжимаются в кулаки, когда он видит меня, но довольно скоро он разжимает их и начинает всхлипывать.

Его ноги начинают дрожать, трясущаяся рука прижимается к его рту, когда он падает на колени. Его плечи вздрагивают, когда он издает болезненные крики.

— Она ушла, Колин. — Его голос — ничто иное, как шепот.

Мое сердце разбивается второй раз за пару дней, и как бы дерьмово это не звучало, на этот раз мне еще больнее, чем тогда, когда я наблюдал, как Эйра делает свой последний вдох и закрывает глаза навечно.

— Я не смог удержать ее, — плачет он.

Я бы подошел к нему, но не могу. Я застываю на месте. Кажется, я не могу найти в себе сил пошевелиться хоть на йоту.

— У меня был план, и она просмотрела его насквозь, — икает он. — Она оставила для тебя записку… она в твоей комнате.

Как только слова слетают с его губ, я бегу наверх, оставляя Аарона одного. Я такой дерьмовый лучший друг, но в данный момент мне на самом деле все равно.

Моя комната такая же убогая, как и весь остальной дом. Все выглядит перевернутым с ног на голову. Аарон был здесь, разбрасывал вещи повсюду, ломал мои личные вещи. И что хуже всего, я даже не могу винить его за это.

Я нахожу листок бумаги, лежащий на моем столе, единственной части моей комнаты, которая не выглядит так, будто я устроил десять вечеринок за один день.

Я поднимаю его и нахожу почерк Лили.

Мне так жаль, что мы снова не увиделись.

Я буду там, где все началось.

Делай с этим, что хочешь.

Лили

Здорово. Я не только потерял Лили, но она еще и загадала мне гребаную загадку, как найти ее мертвое тело… потому что увидеть ее мертвое тело — это именно то, что мне нужно.

Я знаю, я обещал, что позабочусь о письмах, но никогда по-настоящему не верил, что все зайдет так далеко. И никогда я не позволял себе думать, что буду тем, кто позвонит, чтобы ее тело перевезли из комнаты, в которой она умерла.

Я не знаю, на что я себе это представлял, но это было не так. Нисколько.

Я буду там, где все началось.

Что, черт возьми, это вообще значит?

Это может быть как минимум десять разных мест.

Больница, в которой она родилась (я сомневаюсь, что это то, что мне нужно); дом ее детства, место, где ей пришлось попрощаться с Аароном и своим отцом; ледовый каток…

Лед. Каток.

Хоккейная арена — единственное место поблизости, которое по-настоящему связано с чем-либо в ее жизни.

Лед. Место, где зародилась ее страсть. Место, где она закончит свою жизнь, чтобы воссоединиться с ним.

Я сбегаю вниз по лестнице. Может быть, она еще не умерла. Может быть, если я потороплюсь, то к тому времени, когда доберусь туда, она все еще будет дышать. Мне нужно только вызвать скорую помощь, попросить ее о помощи, и молиться Богу, чтобы она выжила.

— В котором часу ушла Лили? — слова вырываются из меня быстрее, чем когда-либо прежде. Аарон все еще стоит на коленях и плачет.

Он едва узнает меня, но я не могу винить его и за это.

— Я не смог разгадать эту загадку, Колин, — говорит он сквозь рыдания.

— Я ставлю на хоккейную арену. Когда она ушла?

Его глаза встречаются с моими, снова разбивая мне сердце. Я никогда не думал, что вид разбитого сердца моего лучшего друга причинит мне такую боль. Я никогда не думал, что это может ударить меня в живот и заставить проглотить собственную рвоту, которая так и рвется наружу.

— Ночью, — тихо говорит он. — Мы поговорили, и она пообещала, что сегодня утром она первым делом обратится за помощью. Я попросил её остаться со мной в моей комнате… но когда я проснулся, ее уже не было.

— Какого хрена, чувак! — Я не должен кричать, я полностью осознаю это. И все же я все равно не могу подавить свое желание сделать это. — Почему ты не оказал ей помощь сразу же? Я молюсь, чтобы он не узнал, что я знал о ее состоянии. Но, конечно, он об этом знает.

— Кто бы говорил, — усмехается он, иронично посмеиваясь. — А почему ты этого не сделал?

— Я не имел на это права, — честно отвечаю я. Даже не имеет значения, имел я на это право или нет, я все равно должен был это сделать. — Она была для меня никем. Мне было бы наплевать, умрет она или нет. Я даже не знал, что она твоя родственница.

— Ну, ты познакомился с ней поближе, и все равно не оказал ей той помощи, в которой она нуждалась.

Спор из-за этого сейчас тоже ее не вернет, поэтому вместо того, чтобы что-то сказать, я выхожу за дверь, мчась к своей машине и, вероятно, как маньяк, мчась к арене.

Я не оглядываюсь назад.

Парковка пуста, совершенно пуста. За исключением одной машины. Моя BMW. Она здесь.

Это большая арена, она может быть где угодно. К тому времени, когда я найду ее, она, вероятно, уже будет мертва… если не