революций. Возникавшие в результате такой политики огромное социальное неравенство и политическая напряженность новых революционеров не смущали[782].

Григорий Явлинский, автор программы «500 дней», столкнулся с силой Вашингтонского консенсуса в сентябре 1990 года на презентации своей программы на проходившем в Вашингтоне форуме МВФ и Всемирного банка. Ведущие западные экономисты назвали его программу многообещающей, но отметили, что она не в полной мере соответствует «десяти заповедям». Главное – она не затрагивала многие механизмы государственного контроля и социальные программы и не подрывала мощь военно-промышленного комплекса. Джордж Сорос, оплативший перевод «500 дней» на английский, советовал Явлинскому покончить с властью «трудовых коллективов» и местных советов. Эти советы удивили молодого советского экономиста. Он считал, что применение Вашингтонского консенсуса окажет слишком дестабилизирующее и разрушительное воздействие на советскую экономику. Он настаивал, что радикальная приватизация и дерегуляция должны проводиться с учетом социальной нестабильности и по возможности избегая ее[783].

Ряд московских и ленинградских экономистов и социологов, однако, восприняли Вашингтонский консенсус как свою новую мантру. В апреле 1991 года группа новообращенных отправилась в Чили – единственную страну Латинской Америки, переживавшую в 1980-е годы экономический рост. Группу организовал Виталий Найшуль, 41-летний экономист с математическим образованием, работавший в Госплане. Найшуль и его коллеги уже давно заключили, что советская бюрократическая машина недееспособна и должна быть разрушена; трудовые ресурсы страны деградировали и развращены десятилетиями коммунистического тоталитаризма. Только брутальный рыночный шок, считали они, может заставить людей работать, восстановить трудовую этику, убрать бюрократические завалы. Одним словом, путь к «нормальной» экономике лежит через неизбежность полного коллапса старой экономики, страдания и борьбу за выживание. В Сантьяго группа встретилась с Эрнаном Бучи и Серхио Де ла Квадро, бывшими министрами финансов в правительстве Аугусто Пиночета. Они даже встретились и с самим диктатором, к этому времени уже вышедшим в отставку. Один из них вспоминал, что «Пиночет выглядел как Сталин в старых советских фильмах – благодушный и простой». Преступления Пиночета их не волновали, зато они были сильно впечатлены экономическими успехами Чили. «Наша страна, – объяснял Найшуль, – потеряла за время большевистской революции 1917 года и последовавшего за нею хаоса десятки миллионов жизней – и по большей части напрасно. Чили потеряла [в результате переворота и диктатуры Пиночета] 3 тысячи жизней и превратилась в высокоразвитое общество»[784]. В последующие месяцы Найшуль и его единомышленники стали активными и влиятельными участниками дебатов о реформировании советской экономики. А один из них, Алексей Головков, стал советником в ближайшем кругу Ельцина, особенно близким с Геннадием Бурбулисом. В августе 1991 года к этим двум людям присоединился третий человек, и это стало одним из решающих факторов, изменивших ход истории.

Среди первых приверженцев Вашингтонского консенсуса был экономист и журналист Егор Гайдар, выходец из элитной семьи советской интеллигенции и номенклатуры, – его отец был иностранным корреспондентом газеты «Правда». С началом перестройки Гайдар, которому тогда было едва за тридцать, организовал семинар молодых экономистов для изучения экономических реформ в Советском Союзе[785]. В июле 1990 года группа Гайдара приняла участие в международном семинаре в венгерском городе Шопрон, где они познакомились с всемирно известными экономистами Рудигером Дорнбушем из Массачусетского технологического института и Уильямом Нордхаусом из Йельского университета. На этом семинаре Гайдар и его товарищи испытали резкую перемену убеждений: они пришли к выводу, что альтернативы радикальному и немедленному переходу к рыночной системе и приватизации у советской экономики нет. Старую экономическую систему реформировать невозможно. Ее нужно разрушить[786]. После Венгрии Гайдар полетел в Стэнфордский университет, где провел полгода в качестве стипендиата Гуверовского института, главного «гнезда» экономистов из бывшей администрации Рейгана. Многие из них были удивлены: молодой стипендиат был первым из советских экономистов, кто продемонстрировал ясное понимание макроэкономической теории[787]. Из Стэнфорда Гайдар следил за новостями дома, наблюдал за гибелью программы «500 дней» и написал статью в газету «Правда». В ней он писал, что для успеха экономических реформ нужно урезать государственные социальные программы, что приведет к лишениям для многих. Принятые же народными депутатами популистские законы продиктованы стремлением «уйти от жестких реалий жизни в прекрасный мир грез». Индексация, повышение пенсий и другие основанные на благих намерениях проекты приведут, по словам Гайдара, лишь к гиперинфляции и экономическому краху. «Когда в домах не топят, костерком из ассигнаций не согреться», – писал он в заключение[788]. Вернувшись в Москву, Гайдар основал там Институт экономических реформ. Его цель состояла в том, чтобы стать проводником Вашингтонского консенсуса.

В декабре 1990 года эксперты МВФ и Всемирного банка в Вашингтоне подготовили по поручению лидеров стран Большой семерки доклад «Исследование состояния советской экономики». Его полная версия, составившая три тома, была опубликована в феврале 1991 года. Ведущие западные экономисты ничего не знали о Советском Союзе и его экономике, так что работу эту они поручили группе молодых экспертов, некоторые из которых были выходцами из стран Восточной Европы. Пользовались они открытыми источниками. Как вспоминала одна из участников группы, «общая картина была предельно ясна: советская экономика стоит перед угрозой опасной внутренней и внешней разбалансировки»[789]. Единственный путь к восстановлению баланса состоял, по мнению западных экономистов, в применении политики Вашингтонского консенсуса. Однако внутри группы возникли сильные сомнения. При подготовке доклада его авторы исходили из положения, что в результате радикальных реформ Советский Союз сохранится. Но в ходе работы они пришли к выводу, что радикальные экономические реформы встретят сопротивление могущественных групп интересов, в числе которых окажутся аграрное лобби и военно-промышленный комплекс. Эти группы вместе с новыми лоббистами, возникшими в ходе горбачевского «социалистического» реформирования, будут противиться прекращению государственных субсидий. Единственный путь преодоления тупика, к которому приведет их сопротивление, – радикальная либерализация и дерегуляция. Но это также вело к политическому ослаблению советского государства и в конечном счете к распаду Советского Союза. Такие реформы, утверждали экономисты, создадут мощные центробежные силы, которые «могут отбросить от центра республики, сначала балтийские, а затем и остальные». Этот аргумент обеспокоил британского экономиста Джона Олдинг-Сми, возглавлявшего Европейский отдел МВФ и руководившего группой авторов доклада. Он исходил из того, что на саммите в Хьюстоне лидеры G7 провозгласили свое намерение помочь Горбачеву удержаться у власти и сохранить за центром политический и военный контроль. Молодым экономистам было велено воздержаться от слишком категоричных выводов. В итоге «Исследование» вышло с изрядно отретушированными выводами, где предлагался ряд осторожных реформ «в рамках существующей системы»[790].

В Москве большинство советских экономистов с удовлетворением восприняли умеренный характер рекомендаций МВФ. Резким исключением из этого правила был Гайдар. В «Московских новостях» он опубликовал статью «Время неприятных истин». Советское правительство и российские политики, писал