эпизода, связанного с судьбой его соперника. Ранним утром 20 июня избранный мэр Москвы Попов попросил американского посла Джека Мэтлока встретиться с ним в посольской резиденции Спасо-Хаус, где передал ему записку следующего содержания: «Готовится переворот с целью свержения Горбачева. Проинформируйте Бориса [Ельцина]». На другом листке бумаги Попов назвал заговорщиков: глава советского правительства Павлов, председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и спикер Верховного Совета Лукьянов. Мэтлок немедленно отправил в Вашингтон секретное сообщение, предназначенное только для Буша, Скоукрофта и Бейкера. Из-за разницы во времени они получили донесение прямо накануне приезда Ельцина в Белый дом. Это полностью изменило тон и содержание беседы в Овальном кабинете. Американцы сообщили Ельцину о предупреждении Попова. Российский гость счел опасность преувеличенной, но предложил вместе с Бушем немедленно позвонить Горбачеву по «горячей линии» из Овального кабинета. Эта линия связи была устроена после Карибского кризиса 1962 года, и с советской стороны за ее функционирование отвечал КГБ. Мысль Ельцина заключалась в том, что было бы неплохо дать понять Крючкову, что лидеры США и России поддерживают Горбачева. Однако соединиться с Москвой почему-то не удалось. В продолжении разговора Ельцин объяснил Бушу, что российские выборы продемонстрировали минимальную народную поддержку коммунистам и консерваторам. Около 40 процентов военных проголосовали за Ельцина, и «армия в целом не пойдет против народа». Даже средние чины КГБ выступали за перемены. «Россия твердо на стороне Горбачева», – уверенно заключил Ельцин[758].

Буш и Скоукрофт были приятно удивлены. Российский лидер выглядел намного более зрелым политиком по сравнению с предыдущим визитом в Белый дом. К тому же на нем был отлично сшитый и выглаженный костюм[759]. На следующее утро в Вашингтон перезвонил Горбачев, которому сообщили, что с ним связывались из Белого дома. Выслушав причину звонка, глава СССР посмеялся над возможностью переворота и своего смещения. Буш положительно отозвался о Ельцине и добавил: «Я дал ясно понять, что мы поддерживаем тебя… В визите Ельцина нет ничего компрометирующего для центра… Мне не хотелось бы никак подрывать [твое положение]»[760].

Ельцин пребывал в эйфории. Он не только преуспел в своей цели и вернулся в Вашингтон победителем, но даже сумел предстать в роли защитника Горбачева от «темных сил». Другие встречи в Вашингтоне тоже имели важное политическое и символическое значение. Ельцина восторженно приняли на Капитолийском холме: сенаторы и конгрессмены аплодировали обещанию Ельцина освободить Прибалтику и открыть Россию «для бизнеса»[761]. Затем российский лидер отправился в Нью-Йорк, чтобы встретиться с американской бизнес-элитой в финансовой столице США. Журналисты ТАСС, которые несколькими годами ранее называли Уолл-стрит центром «американского империализма», теперь с восхищением сообщали о переговорах Ельцина с руководителями Федеральной резервной системы, а также с главами банков Salomon Brothers, Chase Manhattan Bank, J. P. Morgan и другими. Спустя годы Бурбулис вспоминал о своих впечатлениях от этих встреч. Советское представительство в ООН помогло Ельцину организовать прием с традиционными русскими блюдами вроде икры и пирожков. Американские гости уплетали угощения за обе щеки. Бурбулис был потрясен – богатейшие люди мира с таким энтузиазмом и аппетитом смаковали русскую еду! Ельцин, Козырев и сам Бурбулис решили, что американцы и русские наконец-то смогут объединиться, что миллиардеры помогут восстановить Россию. «Нам казалось, что впереди долгое прагматичное и плодотворное сотрудничество». Вылетая обратно в Москву из аэропорта Кеннеди, Ельцин сообщил журналистам, что пригласил экспертов Федеральной резервной системы США приехать и поработать «совместно с нашими специалистами над реформированием кредитно-финансовой и банковской системы Российской Федерации»[762].

Журналисты в Москве писали о «втором признании России». Один из телеканалов даже показал документальный фильм, посвященный «треугольнику» Буш – Горбачев – Ельцин. Русский изгой, который прежде шокировал Запад своим скандальным поведением и которого стыдились многие из его образованных соотечественников, наконец добился успеха. Он стал национальным лидером, его поддерживали миллионы российских граждан, его легитимность признал Запад. Теперь Ельцину, а не Горбачеву настало время задавать тон на переговорах по союзному договору в Ново-Огарево.

МЕДВЕДЬ И ЛИС

10 июля, после нескольких недель подготовки, Ельцин принял присягу в Кремле качестве президента Российской Федерации. Тщательно отрежиссированная церемония состоялась в Кремлевском дворце съездов в присутствии самых известных людей страны и депутатов российского съезда[763]. Ельцин подумывал устроить российскую версию американской церемонии инаугурации с клятвой на Библии и артиллерийским салютом, но в итоге получилось что-то среднее между русским традиционализмом и советским помпезным кичем. Держа правую руку на сердце, Ельцин принес присягу на конституции РСФСР, на фоне советского красного флага с серпом и молотом. Затем поднялся занавес, и за ним оказался оркестр Красной армии, который грянул увертюру из оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя». Вступая в должность, Ельцин говорил о «тысячелетней истории России», упомянув советский период как время «великих испытаний». Он пообещал, что Россия вместе с другими республиками продолжит участвовать «в сложнейшей работе по коренному преобразованию Союза». О Горбачеве он даже не вспомнил, а в заключение провозгласил: «Великая Россия поднимется с колен»[764].

Единственным исторически подлинным элементом церемонии было напутственное «слово о России» патриарха Алексия II. Он благословил Ельцина от имени Русской православной церкви и других религиозных конфессий страны, включая католицизм, протестантизм, ислам и иудаизм. Обращаясь к президенту, Патриарх заявил, что «избранием народа и Божиим изволением» ему «вручается высшая политическая власть в России». Однако эта власть сопряжена с тяжелой ответственностью за страну, которая после десятилетий коммунистов «тяжко больна». Коммунисты, получив власть, отучили людей трудиться сердцем, умом и в конечном счете руками. Рассчитывая «сфабриковать новый человеческий материал» и «прекрасное общество», они наложили на общество обручи государственной власти, что привело к огромной трагедии. Наивно ожидать, продолжал Алексий, что с устранением каких-то носителей зла с политической арены в нашей стране «все наладится само собой». Патриарх Алексий призвал Ельцина «исходить… из антропологического реализма» при управлении государством. Он пояснил, что это значит и прощение всех россиян, включая политических оппонентов. Россиян «нельзя переделать… за ночь»[765].

Горбачев тоже присутствовал на церемонии и в своем выступлении назвал появление в Кремле еще одного президента «логическим результатом» перестройки[766]. В действительности он чувствовал, что соперник его во всем обошел. «Какие амбиции и простодушная жажда скипетра», – жаловался Горбачев одному из помощников. Впрочем, может именно так и должен вести себя русский царь, размышлял он и признавал: «А я вот не умею»[767]. Горбачев предоставил Ельцину кабинет в Кремле, буквально через площадь от своего президентского офиса. Однако Ельцину не понравилась роль жильца в древнерусской