Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще раз подчеркивались властная субординация и отсутствие взаимных притязаний: «А держати ми тобя, великого князя, собе в старишиньстве. А тобе мене держати в братстве, и во чести, без обиды».
Особо выделено отношение к двум другим сыновьям Юрия, которые не приняли участие в подписании грамоты. Их общим решением исключили из состава союзников. Отношение князя Юрия к ним было крайне сложным (возможно, договор составлялся уже после того, как они убили боярина Морозова, хотя он даже в нем упоминается в виде «Семенова Федоровича»), и это подтверждает текст документа: «А детей ми своих болших, князя Василья да князя Дмитрея, не приимати, и до своего жывота, ни моему сыну меншому, князю Дмитрею, не приимати их. А тебе их так же не приимати».
Дядя и племянник даже пошли против решения хана-царя, который распределил между ними вотчины, отдав Юрию Дмитров. Теперь всё возвращалось к Василию Васильевичу. «А чем тобе благословил отец твои, князь великий Василеи Дмитриевич… так же что отчина брата нашего молодшего, князя Петрова Дмитриевича, Дмитров со всеми волостми, того ми всего под тобою, под великим князем, блюсти, а не обидети, ни вступатися, ни моему сыну, князю Дмитрею Меншому», — писал князь Юрий, Следующая же формулировка была уже за пределами даже власти самого Василия II: «А что есмь взял царев ярлык на Дмитров, и тот ми ярлык тобе дати». Забрать ярлык хана без его ведома — не так просто. И можно предположить, что Василий Васильевич этот вопрос успел с Ордой согласовать. Тогда и отказ Юрия от великого княжения становится более понятным, ибо по какой-то причине (пока нам точно неизвестной), возможно, Юрий Дмитриевич не хотел идти против решений хана-царя или воевать с ним из-за власти (к тому времени могли поступить по отношению к нему угрозы такого «наказания» из Орды).
Важно еще отметить то, что по грамоте Бежецкий Верх передавался младшему сыну Юрия — Дмитрию Красному.
И еще. Своеобразная «равноправность» двух князей, даже после признания снова одного из них князем великим, все же оставалась странной формулировкой, не очень распространенной среди докончальных грамот. А именно: «А на сем на всем, брате старейший, князь великий Василеи Васильевич, целуй ко мне крест, к своему брату молодшему, князю Юрью Дмитриевичи), и к моему сыну, князю Дмитрею Меншому» — записано в документе со слов теперь уже вновь удельного князя Звенигородского и Галичского Юрия. Некоторая степень уважения к дяде оставалась в кругу племянника, что и отразилось в тексте в виде прямого побудительного обращения подвластного князя к сюзерену — «целуй ко мне крест, к своему брату молодшему».
* * *
Заключение договора означало, что дядя и племянник встретились лично. А такая встреча была уже немалым событием. И ничего хорошего, особенно для сына Дмитрия Донского, она не сулила. Опыт прошлого это подсказывал.
После подписания грамоты князь Юрий не стал возвращаться в Звенигород. Его вновь подчиненное положение не давало ему гарантии личной безопасности. Ведь он хорошо знал характер Василия II.
Юрий Дмитриевич не медля отправился в надежный и отдаленный от Москвы Галич Мерьский. И не ошибся.
Василий Васильевич не стал ждать вовсе. Он немедленно собрал войско с князем Юрием Патрикеевичем во главе и отправил в сторону Костромы, дабы покончить с последними бунтарями — Василием Косым и Дмитрием Шемякой. Ясное дело, что Юрий Дмитриевич помогать сыновьям не собирался. Ведь он докончальный договор подписал, что не будет этого делать. И, как всегда, его соблюдал, как он поступал еще со времен своего старшего брата Василия Дмитриевича, в ущерб своим собственным интересам.
Но даже он не смог удержать некоторых своих галичских бояр с их дружиной, к которым присоединились воины-вятчане, после чего они направились на подмогу костромским оппозиционерам. Сила против Москвы собралась немалая. Воевода Юрий Патрикеевич даже не представлял — какая. Да и «сторожевой полк» из Галича (так его называли в летописи) подоспел вовремя.
Рати сошлись в осенний день — 28 сентября 1433 года, у реки Куси. Василий Косой и Дмитрий Шемяка легко и быстро расправились с посланным из Москвы войском, а князь Юрий Патрикеевич в итоге попросту попал к ним в плен.
Получалось, что Василию II воевать после этого было нечем и некем. Вот уж момент, так момент. Иди обратно в Москву и занимай престол.
Но сделать такое мог только сам князь Юрий Дмитриевич. Сыновья его старшие, как бы они этого ни хотели, совершить въезд в столицу не могли. Их бы просто никто там за власть не признал.
Призывы Василия Косого и Дмитрия Шемяки — «отче, поиде на княжение!» — уходили как будто в пустоту. Отец не желал их слушать, как и нарушать условия только что подписанного докончания с Московским правителем. Тогда сыновья вернулись обратно в Кострому. Им ничего более не оставалось делать.
Этой передышкой удачно воспользовался великий князь Василий. Он лихорадочно собирал новое войско. И он никогда бы не поверил, что Юрий не участвовал в выступлении против него, а его войска не было на реке Куси. Кроме того, мы можем предположить, что поражение его дружины спровоцировало новое решение великого князя — дядя лишь самим фактом своего существования является совершенно непреодолимой угрозой. Думается, тогда, осенью 1433 года, в Москве появился и созрел план физического уничтожения Юрия Дмитриевича. Проблему для Москвы пора было решить кардинально. И безвозвратно. Навсегда.
Князь Юрий, видимо, как-то узнал о данном решении. Именно по этой причине ближайшие месяцы станут грандиозной развязкой многолетнего родственного противостояния. Теперь сидеть сложа руки князь Звенигородский и Галичский уже не мог.
Но и здесь не он первым нарушил условия докончальной грамоты. Зимой 1433 года Василий II с новой ратью, заручившись поддержкой родственных князей, буквально игнорировав все письменные договоренности, двинулся прямо на Галич. Летописи не преминули отметить: «через мирную руку и правду». То есть нарушив мирные и моральные обязательства.
Севернорусский летописный свод 1472 года скрупулезен: «Князь великий… пошел Галич разорить в зиму ту, а князь Юрий бежал к Белоозеру; князь великий Галич пограбил и сжег и в плен всех увел».
Что-то произошло, видимо, в психике этого правителя. Он не только поставил цель — убрать своего дядю, но и стал совершать особо жестокие поступки, которые время от времени отмечают летописные источники.
Например, перестав доверять перешедшему к нему И. Д. Всеволожскому и предполагая, что тот может опять переметнуться к дяде, он приказывает ослепить несчастного боярина, который мог еще совсем недавно стать его тестем. Это уже потом, после кончины Юрия Дмитриевича, среди воюющих сторон последует целая цепочка взаимных ослеплений и других трудно представимых ужасов родственной брани. Но первым данную «черту» переступил (как похожее бывало и ранее) именно племянник. За что ему самому вскоре и воздастся: быть и ему также ослепленным (конечно же не от Юрьевой руки), а поэтому в потомстве он будет зваться Василием Темным (то есть — слепым, не видящим света). Хотя он сумеет отомстить Юрьевым чадам тем же — ослепит старшего сына князя Юрия Звенигородского и Галичского, который после этого будет зваться Василием Косым.