Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Детализированное изображение разреза мечети у входа на Пальму-Джумейру, Дубай, 2008 г.
Меня на машине забрали из отеля и отвезли в офис Nakheel, где я встретился с Бин Сулайемом и его сотрудниками, в том числе с получившей образование в Ливане палестинским архитектором Рулой Садик. После того как мне показали модель Пальмы-Джумейры, с ее множеством компонентов, находившихся в то время на разной стадии строительства, Ахмед Бин Сулайем указал на вход, где мост, ведущий с берега, обеспечивает доступ к острову. Султан сказал: «Мы собираемся построить здесь большую мечеть, и я бы хотел, чтобы вы ее спроектировали». Затем он стал быстро перечислять некоторые детали – мечеть должна будет вмещать 2000 человек и служить символическими воротами Пальмы-Джумейры, – но я все еще не мог прийти в себя от изумления. Мечеть, спроектированная израильтянином?
Был момент, когда Бин Сулайем вышел из комнаты, и я остался наедине с Рулой Садик. Я повернулся к ней и спросил: «Он знает, что делает?» Я также мог бы сказать: «Он сошел с ума?» Все знали, что я израильтянин, и нетрудно было представить, что это вызовет определенные сложности в мусульманском эмирате, даже в таком жестко подконтрольном правящей семье, каким является Дубай. Вернувшись в Бостон, я направил султану меморандум, который назвал «Полное разоблачение». Там я описал свой офис и деятельность в Иерусалиме и объяснил, что я гражданин Израиля, а также Канады и США. Я еще раз повторил, что для меня было бы честью взяться за проект, но я хочу, чтобы клиент полностью понимал контекст. Не знаю, ждал ли я какого-то изысканного отказа, но я получил совсем не такой ответ. Заказ был подтвержден.
Это была задача, к которой нужно было относиться как к зову свыше: нужно было не просто создать проект, а постараться воплотить в нем то, что нас всех объединяет. Я кое-что знал об исламе и его обрядах, но не был в этом авторитетом. Я чувствовал, что мне необходимо глубже изучить этот предмет и, помимо прочего, узнать об истории и эволюции мечетей. Мне сразу пришло на ум одно имя – Олег Грабар, почетный профессор исламского искусства и архитектуры Гарварда, которого я знал еще со времен учебы в университете. Грабар вышел в отставку и обосновался в Институте перспективных исследований в Принстоне. Я попросил Олега стать моим консультантом по проекту, давать мне информацию, а также просматривать дизайн по мере его продвижения. К счастью, он согласился. Грабар, элегантный господин, родившийся во Франции, но живший в Стамбуле, написал много книг по исламскому искусству и архитектуре. Мы начали с обзора истории зданий мечетей в различных традициях – арабской, персидской, османской. Грабар дал мне обширный список литературы для чтения. Мы обсуждали различия в направлениях ислама, исследовали духовное значение архитектурных особенностей мечетей.
Когда я приступил к работе, делая наброски в своем альбоме, Грабар фактически заглядывал мне через плечо. Я начал с полого шара, который «плыл» на пилонах над бассейном. Шоссе, ведущие на искусственный архипелаг Пальма-Джумейра, проходили внизу. Шар парил на высоте примерно 1,5 м над поверхностью бассейна. Внутри шара, на уровне ⅓ его высоты, я установил уровень пола мечети. Затем я наискось удалил часть шара, превратив эту часть в большую вогнутую поверхность, как у радиотелескопа, обращенного к небу, и придал шару очертания серпа луны. Окружность пронизана световыми фонарями. Самая высокая часть усеченного шара превратилась в минарет мечети, поднимающийся к небу, отдельной башни не было. Под шаром, между пилонами, я поместил место омовения, или очищения. Вода будет литься из дна шара в бассейн для омовения. Потом молящиеся смогут подняться по большим лестницам и на лифтах в молитвенный зал наверху.
Мечеть, парящая над водой (модель)
Грабар очень меня поддерживал. Он показал мне множество примеров, где минарет и мечеть были объединены в единую структуру. Он чувствовал, что аллюзия на луну и ее циклы и освещение михраба[11]– «алтаря», к которому обращены лица мусульман во время молитвы, – с помощью световых фонарей перекликались с традициями и символами ислама. Однако все это было по-новому интерпретировано в современном здании, для строительства которого требовались продвинутые инженерные решения и технологии.
Вскоре я вернулся в Дубай с моделями и рисунками и с удовольствием (такое бывает редко) увидел изумление и огромное удовлетворение со стороны клиентов. Через несколько дней султан Бин Сулайем представил проект шейху Мухаммаду ибн Рашиду Аль Мактуму, правителю Дубая, и мне было предложено перейти от планов к строительному проектированию. Я опять привлек Buro Happold, компанию, с которой мы вместе работали над многими сложными проектами. Были подготовлены расчеты и проектно-сметная документация.
А потом наступил финансовый крах 2008 года. В Дубае начался хаос. Поступали сообщения о людях, бросавших дома и оставлявших люксовые автомобили в гараже аэропорта, когда они уезжали из страны. Население Дубая состояло преимущественно из экспатриантов, и когда экономика пошла ко дну, они уехали. Проекты строительства общей стоимостью $600 млрд сразу же отменили или отложили.
Nakheel получил очень серьезный удар, и проект мечети был отложен и остается в таком состоянии. Я был глубоко разочарован. Я всегда надеялся, что проект в конце концов увидит свет. В 2019 году я встретился с Бин Салайемом. Отношения между Израилем и государствами Персидского залива, которые когда-то поддерживались на уровне секрета Полишинеля, сегодня стали официальными. На самом деле Бин Салайем был в Иерусалиме, когда мы увиделись. Он улыбнулся, вспоминая о тех днях, когда мы работали над мечетью, и сказал: «Однажды я ее построю».
* * *
Я часто размышлял о связи между религиозностью и духовностью. Я еврей, но