за что, не буду же я врать и возводить напраслину. Ошиблись и ошиблись, что было, то было, всякое случается, говорю же. Ну, всё тогда? Прощай, Семён, — она развернулась и, помахав рукой, стала удаляться.

«Уф, последний рывок.»

— Аня, подожди. Ещё один вопрос, — окликнул я её.

— Какой? — обернулась она.

— Вот, — я достал из кармана дрожащей рукой её подарок. — Думаю, надо это вернуть. Подаришь их своему возлюбленному, у меня они всё же не по праву…

— Ой, да ладно, оставь на память. Будешь их иногда доставать и улыбаться, вспоминая это забавное летнее недоразумение… Меня… — уголки её губ слегка поднялись.

— Всё же я вынужден настоять, иначе у меня будут неприятности, — настаивал я.

— А… ну всё понятно с тобой, ладно, давай уж, — её улыбка померкла. «Кажется, я скатился в её глазах до банального подкаблучника.»

— Спасибо, — в очередной раз поблагодарил я и заискивающе добавил: — Резиночку я починил, как ты просила. В знак моей благодарности… за всё. Ты очень хорошая девушка. — от всего сердца добавил я.

— Буду носить с удовольствием, — пообещала мне Аня с лукавой улыбкой. — Прощай, Семёнчик.

— Счастливо! — ответил я, провожая её взглядом.

После того, как Анна ушла, из засады выбралась Ульянка:

— Молодец Семёныч, растёшь в моих глазах прямо! Осталось разобраться с ещё одними труселями, и твоё доброе имя будет восстановлено!

— Я с вами скоро поседею! Если не помру раньше от инфаркта с такими переживаниями.

Оставалось дождаться Мику с Алисой у входа и узнать, чем закончился их разговор по душам. Возможно, место и время для этого не самые подходящие, но дальше пребывать в неизвестности было выше моих сил.

«Надеюсь, Мику меня не бросила. Что там Алиса ей наговорила? Кто я теперь в её глазах?» — думал я, волнуясь, пока Ульяна присела мне на уши и рассказывала про некоего Надоева из прошлой смены.

— Он правда довольно странный тип был. Как только приехал, начал клинья подбивать к девушкам, причём ко всем сразу. Уж не знаю, на что он рассчитывал, но, естественно, ничего не добился, — вещала она.

— Вот как, занятно, — вставил я, делая вид, что внимательно слушаю.

— Даже ко мне проявлял нездоровый интерес, смотрел на меня так, как будто я булочка какая-нибудь, мне кажется, облизывался даже. Про обучение поцелуям это я от него услышала.

— Так вот почему ты мне предлагала подобное, — догадался я.

— Ага, плохому научил, — с кокетливой улыбочкой заявила Ульяна.

— Что, правда научил? — я отвлёкся от тяжёлых дум и с интересом посмотрел на рыжую непоседу.

— Вот ещё. Ничего ему не обломилось. — Ульяну явно возмутила мысль, что я мог поверить в подобное. — Поэтому он расстроился очень и до конца смены заперся у себя в домике. Все вздохнули с облегчением.

— Бывает, — кивнул я, снова теряя интерес и высматривая в потоках суетящихся пионеров милую моему сердцу обладательницу аквамариновых хвостов.

— А под конец смены на дне самодеятельности литературный кружок озвучил результаты конкурса. Они там соревновались, кто лучше напишет про пионерскую жизнь, — продолжала Ульяна.

— Правда?

— Да. Так представляешь, он стал победителем! Леночка, как представитель жюри, очень лестно отзывалась о его работе.

— Ничего себе! — удивился я, пытаясь хоть немного сосредоточиться на её словах.

— А когда вручала ему приз в виде пера… Ну… гусиного. Таким раньше, в старину, книги писали. Знаешь? Только оно не гусиное было, а из дерева. Кружок моделистов выпилил, лобзиком, наверное, — Ульяна рассказывала историю, не упуская ни одной детали.

— Представляю… — протянул я, всё ещё поглядывая по сторонам в поисках Мику.

— Вот, так говорю, когда Лена его ему вручала, он отмахнулся от приза и как закричит: «Лучший мой подарочек — это ты! » и схватил её за титьку. Сжимал её по-всякому и при этом вопил: «О да, вот это упругость, вот это мягкость! Как же давно я мечтал это сделать!» А потом рассмеялся злодейски, как ты недавно, и убежал. Потому что наша Леночка не потерпела такого обращения и хотела этим пером проткнуть негодника, — закончила Ульяна с торжествующей улыбкой.

— Понимаю, да… — пробормотал я, всё ещё отвлекаясь на окружающую суету.

— Чего ты там понимаешь? Не слушаешь совсем же! Я уже тут сочиняю невероятное, а ты всё поддакиваешь, — возмутилась Ульяна.

— Почему не слушаю? Всё я слушаю! — попытался оправдаться я.

— И что я сказала только что? — подозрительно спросила она.

— Про лобзик что-то… Вроде как выпилили им кого-то. Извини, я потерял нить повествования… Признайся, тебя Мику укусила, да? И теперь ты как и она тараторишь без умолку. — я пошутил, чтобы сгладить ситуацию.

Ульяна обиженно засопела:

— Никто меня не кусал. Я, понимаешь, с ним делюсь сокровенным: личными переживаниями, душевными травмами, а он… полено бесчувственное…

— Уля, ну прости, пожалуйста, у меня все мысли о Мику, — взмолился я.

— И Алиске, — добавила она с укором.

— Да. То есть нет. Практически решается вопрос моей жизни и смерти, а ты мне про какого-то Надоева. Какое он отношение имеет к нашей драме? — спросил я, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло.

— Самое непосредственное. Не будь его, этого всего наверное бы и не случилось, — буркнула Ульяна себе под нос и отвернулась.

— Чего не случилось? — попытался я поддержать беседу.

— Всего! — Ульяна показала язык.

— Семён! — раздался знакомый голос.

Появление Мику прервало нашу высокоинтеллектуальную беседу.

— Как ты? Всё хорошо? Голова не болит? Не кружится? Тебя подташнивает, может? Мне почему-то казалось, что объясниться с Алисой и выяснить подробности важнее, чем позаботиться о тебе. Ну, на тот момент, не знаю, что на меня нашло. А потом, когда мы поговорили и всё обсудили, я успокоилась и подумала, что поступила с тобой очень плохо. Прости меня, пожалуйста. Главное же, чтобы ты был жив и здоров, чтобы у тебя было хорошо,