Марина задумчиво смотрит на запад.

– Я так хочу вернуться в море. Домой, – вздыхает она.

– Понимаю, – кивает Диана. – У ликанов то же самое. Вечно тянет в лес.

– Прощайте, друзья, – кивает Марина, в последний раз окидывая нас долгим взглядом. – Я никогда вас не забуду.

С опустошённой душой я смотрю им вслед. Как бы мне хотелось уйти вместе с ними… Дойти до моря, погрузиться в его леденящие воды и навсегда покинуть Западные земли.

Когда мы возвращаемся в Северную башню, на меня наваливается тёмная удушающая усталость, смешанная с отчаянием. Целыми днями я лежу на кровати, отказываясь от еды и питья, и не желаю никого видеть. Мне лишь хочется лежать, отвернувшись к стене, и плакать.

– Что с нашей гарднерийкой? – как-то спрашивает Ариэль у Дианы, потряхивая крыльями.

– Ей грустно, потому что шелки так страдали по вине её сограждан, – поясняет Диана.

– Чему же тут удивляться? – фыркает Ариэль.

– Ты ведь их не видела, – напоминает Диана. – Зрелище было не из лёгких.

– Я и так знаю, что там было, – парирует икаритка.

– Ты была совершенно права, Ариэль, – равнодушно произношу я. – Гарднерийцы несут зло. И я чувствую, как их чудовищная магия струится по моим жилам. Я тоже несу зло. Ты не зря пыталась выгнать меня отсюда в ту первую ночь.

На мои слова никто не отвечает, и я снова молча плачу всю ночь, размышляя о том, что без гарднерийцев наш мир стал бы чище.

Рядом со мной вдруг оказывается что-то мягкое и тёплое.

Цыплёнок Ариэль.

– Пусть поспит у тебя, – резким, неприятным голосом произносит в темноте Ариэль. – Очень… успокаивает.

От маленькой птички исходит тепло, она нежно воркует, и мне действительно становится уютнее и спокойнее.

Рядом со мной на кровать садится Ариэль. Она печально хмурится, а её чёрные крылья взволнованно подрагивают.

– Ты очень добрая, Ариэль, – хрипло и гнусаво бормочу я.

Ариэль долго смотрит на меня, решая, что сказать.

– Ничего подобного, – наконец рявкает она. Потом встаёт и уходит к себе и плюхается на кровать, закутавшись в крылья. – Просто хочу, чтоб ты заткнулась, а то спать невозможно.

Ариэль растягивается на кровати и сердито поворачивается ко мне спиной.

От изумления у меня даже высыхают слёзы.

Откуда только ни приходит утешение… Подумать только, икаритка против собственной воли утешает плачущую внучку Карниссы Гарднер.

Жизнь – странная штука. И очень запутанная.

Я обнимаю пушистого цыплёнка и наконец засыпаю под его тихое, ритмичное дыхание.

Прошло три дня, а в мире по-прежнему царила настороженная тишина. Мы ждали военного ответа гарднерийцев, мести за освобождение шелки.

Ждали, ждали и ждали.

И… ничего.

А потом Совет магов собрался на чрезвычайное заседание.

На другой день мы с Тьерни наблюдаем за верпасийским военным, который с трудом прибивает к фонарному столбу объявление. Широкий лист пергамента бьётся на ветру, отказываясь повиноваться. Издали доносятся раскаты грома, собираются чёрные тучи – предвестники бурь, каждый год прокатывающихся по Западным землям, прежде чем наступит тёплая и солнечная весна.

Верпасианин переходит к следующему столбу, и мы с Тьерни осторожно приближаемся к объявлению. Сердце у меня колотится, буквы прыгают, когда я читаю страшное предупреждение: «Шелки сбежали от хозяев и разбрелись по Западным землям. Эти коварные безжалостные морские создания только и ждут удобного случая, чтобы напасть на гарднерийцев и верпасиан».

Тьерни бледнеет с каждой прочитанной строчкой.

– Шелки в безопасности, – тихо напоминаю я подруге. – Всё, что здесь написано, не имеет значения.

Она отвечает мне застывшим взглядом.

– Ты не понимаешь, Эллорен, – свистящим шёпотом произносит она. – Теперь Гарднерия и Верпасия ещё настойчивее будут преследовать неугодных. У них появилось прекрасное оправдание.

Снова грохочет гром. На этот раз прямо над нами. Верпасийский солдат уже увешал объявлениями все фонарные столбы на нашей улице и не останавливается, несмотря на надвигающийся дождь. Прохожие прячутся в магазинчики и таверны, надеясь переждать непогоду.

Рейф и Тристан не меньше меня потрясены невнятным ответом гарднерийских военных на освобождение шелки.

– Фогель наверняка понял, что здесь не обошлось без амазов, – заявляет в тот же вечер Рейф.

Братья сидят у себя в комнате, каждый на своей кровати посреди учебников и страниц пергамента с записями. Мне досталось место у письменного стола. В окно бьют тяжёлые капли дождя, тёмное небо вспыхивает молниями.

– Откуда? Как он мог узнать? – в замешательстве спрашиваю я.

– Ну, во-первых, амазы, скорее всего, снесли таверны руническими взрывами. По крайней мере, такой план был у Валаски. Подобное оружие действует в определённом радиусе.

– К тому же амазы наверняка уничтожили свои следы, чтобы отрезать погоню, – добавляет Рейф. – Если шелки сбежали самостоятельно, откуда у них руны? Гарднерийцы точно знают, чья это работа.

– Нападавшие действовали чётко, по-военному, – кивает Тристан.

– А потому заключаем, – подводит итог Рейф, – что у Фогеля есть другие причины не мстить амазам.

В комнате повисает напряжённая тишина.

– Какие причины? – не удержавшись, спрашиваю я.

Рейф поднимает на меня мрачный взгляд.

– Скорее всего, Фогель собирает силы для другого удара.

Рейф совершенно сбил меня с толку своими мрачными предсказаниями, однако пора возвращаться к работе и обычной жизни. Мы все завалены заданиями, пытаемся нагнать пропущенное за последние недели. Совет магов и Совет Верпасии, вполне вероятно, расследуют освобождение шелки без особого шума, и мы стараемся слиться с толпой, не выделяться среди других студентов.

Пришла весна, и Гарет отправился с другими моряками в Валгард, к морю. Мне его очень не хватает, как и Марины.

С Айвеном мы почти не разговариваем, мне тяжело его видеть. Всякий раз, когда он проходит мимо меня на лекции по математике, или совпадают наши часы работы на кухне, сердце у меня сжимается от боли, однако Айвен держится холодно и отчуждённо, не собираясь прерывать молчание.