Дара понуро опустил плечи – то ли потому, что приходится огорчать ее, то ли потому, что не посчастливилось поучаствовать в описанном параде.

– Прости, Нари, – сказал он, и негодование ушло из его голоса. – Их и след простыл.

Огонек надежды, которую Нари отказывалась замечать, погас в ее душе. Но видя, как подавлен сам Дара, она скрыла свое разочарование.

– Ничего страшного, Дара. – Она потянулась к его здоровой руке. – Подойди.

Она взяла длинный пинцет с уцелевшего стола и усадила Дару на ворох напольных подушек.

– Садись. Поговорим, пока я буду вынимать фрагменты мебели из твоей руки.

Они опустились на подушки, и он послушно протянул ей свою ладонь. Все выглядело не так страшно, как она боялась: из-под кожи торчало всего полдюжины довольно крупных осколков. Крови не было, но заострять на этом внимание ей не хотелось. Главное, что его горячая кожа не казалась Нари мертвой.

Она вытащила один осколок и бросила в жестяное блюдце.

– Ничего нового узнать не удалось?

– Ничего, – откликнулся он с досадой. – И я понятия не имею, какой камень перевернуть следующим.

Нари подумала про книги Али и миллионы других, от которых ломились библиотечные полки. Там могли бы найтись ответы, но без посторонней помощи Нари не представляла, с чего начать. Низрин согласилась бы помочь, но подключать третьих лиц было слишком рискованно.

Дара был подавлен. Нари не ожидала, что неудача так на него подействует.

– Все в порядке, Дара, правда, – успокаивала она. – Прошлое на то и прошлое, что все уже позади.

Его лицо омрачилось.

– Нет, – пробормотал он. – Это не так.

Вдруг из-за занавески, задернутой через половину лазарета, раздался сердитый кряк. Дара подпрыгнул.

– Не бойся, – вздохнула Нари. – Это мой пациент.

Дара смотрел на нее с подозрением.

– Ты лечишь птиц?

– Через неделю, глядишь, и начну. Один ученый Агниванши развернул проклятый свиток, и у него вырос клюв. Сколько раз я ни пыталась ему помочь, у него только растут новые перья.

Дара обеспокоенно вскинулся, оглядываясь по сторонам, но она подняла руку.

– Он нас не слышит. У него лопнули перепонки от перенапряжения, даже мои чуть не лопнули. – Нари опустила в блюдце еще один осколок. – Как видишь, мне было на что отвлечься от мыслей о своей родословной.

Он покачал головой, но сел на место.

– Как ты тут? – спросил он уже мягче. – Как твои успехи?

Нари хотела отделаться легкомысленным ответом, но передумала. Все-таки это был Дара.

– Не знаю, – сказала она честно. – Ты знаешь, какую жизнь я вела раньше. Здесь я чувствую, как будто попала в сказку. Одежда, драгоценности, еда. Я как будто в раю.

Он улыбнулся.

– Так и знал, что тебе придется по душе королевская роскошь.

– Но мне все кажется, будто это мираж и стоит мне допустить еще одну ошибку, и все рассыплется. И, Дара… я допускаю столько ошибок, – созналась она. – Я ужасная целительница, я ничего не понимаю во всех этих политических интригах, и я так… – она перевела дыхание, понимая, что начинает заговариваться. – Я устала, Дара. Мне приходится думать о тысяче разных дел одновременно. А мое обучение… Боже, Низрин пытается в два месяца впихнуть объем знаний, на который и двадцати лет не хватит.

– Вовсе ты не ужасная целительница. – Он ободряюще ей улыбнулся. – Наоборот. Ты же исцелила меня после нападения Рух? Тебе просто нужно собраться. Рассеянность – страшный враг магии. Дай себе еще время. Ты теперь в Дэвабаде. Начинай мерить время декадами и веками, а не месяцами и годами. И не забивай себе голову политикой. Тебе не нужно плести ингриги. В нашем племени есть более подходящие кандидаты для того, чтобы решать эти проблемы за тебя. Сконцентрируйся на учебе.

– Ну да…

Какой типичный для Дары ответ: сплошь прагматичные советы и толика снисхождения. Нари сменила тему.

– Я не знала, что ты вернулся. Ты остановился не во дворце?

Дара фыркнул.

– Да я лучше на улице буду спать, чем под одной крышей с их братом. А остановился я у старшего визиря. Он был другом твоей матери. В детстве Манижа с братом часто гостили в его семейном имении в Зариаспе.

Нари не знала, что об этом думать. Хлопотливый Каве э-Прамух казался подозрительным типом. В первое время он регулярно заглядывал в лазарет, приносил подарки и часами задерживался, наблюдая за ее работой. В конце концов Нари не выдержала и попросила Низрин вмешаться и с тех пор почти его не видела.

– Не знаю, хорошая ли это идея, Дара. Не доверяю я ему.

– Потому что принц пескоплавов сказал не доверять? – Дара пристально посмотрел на нее. – Уж можешь мне поверить, Каве тоже есть что сказать про Ализейда аль-Кахтани.

– Видимо, ничего хорошего.

– Ровным счетом ничего, – Дара понизил голос. – Будь осторожнее, маленькая воровка, – предостерег он. – Дворцы полны опасностей для младших сыновей короля, а у твоего принца горячая голова. Не хочу, чтобы и тебя втянули в их междоусобицы, когда Ализейда аль-Кахтани найдут с петлей вокруг шеи.

Она отказывалась признаваться, как сильно подействовали на нее эти слова. «Он мне не друг, – напомнила она себе. – Он мишень».

– Я могу за себя постоять.

– Но ты не обязана, – ответил Дара устало. – Нари, ты меня вообще слышишь? Не лезь в эту политику. Держись подальше от принцев. Это ниже твоего достоинства.

Говорит дэв, чьи политические взгляды устарели тысячу лет назад.

– Хорошо, – соврала она.

Нари не собиралась расставаться со своим единственным осведомителем, но и ссориться ей не хотелось. Она опустила в блюдце последний осколок.

– Стекла больше нет.

Он криво усмехнулся.

– В следующий раз найду менее разрушительный способ повидаться с тобой.

Он потянул руку.

Нари не пустила. Она держала его за левую руку – именно на ней была выведена летопись его жизни в рабстве. Теперь она понимала, что значат мелкие черные черточки, спиралью отходившие от его ладони, как улиточная раковина, огибавшие запястье и исчезавшие под рукавом. Она потерла большим пальцем черточку у самого основания ладони.

Дара помрачнел.

– Вижу, твой новый друг рассказал тебе, что это означает.

Нари кивнула, стараясь не выдать своих чувств.

– Сколько… где они заканчиваются?

В кои веки Дара не стал отпираться и просто ответил:

– Они тянутся до плеча и по всей спине. Я прекратил считать на восьмой сотне.