Она вопросительно взглянула на Коула, и при виде его виноватого лица подозрения медленно сменились страхом.

– Я не убивал его, – пробормотал Коул… но то, как он упорно смотрел в пол, красноречиво свидетельствовало об обратном.

Глаза Винн сверкнули.

– Отойди, Евангелина.

– Но, Винн…

– Я сказала – отойди!

Старая чародейка ударила посохом по полу, и внезапно из посоха вырвалось черное пламя. Языки огня, извиваясь, оплели Винн, словно щупальца некой темной мощи, которая насыщалась ее гневом и черпала из него силу. Винн была сейчас воплощением мести, и глаза ее горели кроваво-красным свечением. Евангелине стало жутко.

Коул бросился бежать. Он мчался по туннелю, разбрызгивая мутную воду сточной канавы, а вслед ему уже летел пущенный Винн шар черного пламени. Коул отпрыгнул вбок, шар пролетел на волосок от него и, ударившись о воду, разросся в завесу ледяного огня. Воздушная волна, как кулаком, ударила Евангелину в грудь, и храмовница пошатнулась, едва удержавшись на ногах. Винн не шелохнулась, высматривая в клубах дыма фигуру Коула.

– Прекрати! – закричала Евангелина. И, метнувшись к Винн, обеими руками вцепилась в красный посох.

Тот был таким ледяным, что обжигал кожу, ладони ее вмиг покрылись волдырями… но посоха она не выпустила. Они боролись, а посох раскачивался в их руках, брызжа из навершия сгустками черного пламени. Один такой сгусток пролетел рядом с лицом Евангелины, чиркнув по щеке.

– Не трогай! – рычала старая чародейка разъяренным зверем.

Евангелина всем телом налегла на нее, толкнула к стене туннеля. Ударившись спиной, Винн на долю секунды ослабила хватку, и Евангелина вырвала у нее посох. Развернувшись, она со всей силы швырнула его оземь… и посох разбился вдребезги.

Винн испустила дикий животный крик, исполненный тоски и ярости. Заряд магической энергии полетел в Евангелину, и та не успела увернуться. Удар оторвал ее от земли и швырнул, словно щепку, вглубь туннеля. Застонав от боли, она рухнула в сточную канаву, тошнотворная жижа хлынула в рот, и на миг перед глазами почернело. Евангелина бессильно извивалась, и собственный крик отдавался в ее ушах сдавленным ревом.

Затем она вынырнула. Единственный глоток воздуха наполнил легкие невыносимой болью. Барахтаясь в мутной воде, Евангелина кое-как добралась до суши. Отчаянно моргая, она подняла голову и увидела, что над нею стоит Винн. Глаза старой чародейки сузились от бешенства.

– Зря ты это сделала, сер Евангелина.

Винн подняла руку, призывая ману, и в ее ладони соткался шар силы. Евангелина попыталась заговорить, хоть как-то ее урезонить… но с губ срывался только хриплый кашель.

И вдруг шар бесследно исчез. Винн застыла, словно окаменев… и Евангелина увидела, что за спиной у нее стоит Коул и что кинжал его приставлен к горлу старухи.

– Ты ее не тронешь, – процедил он. – Я тебе не позволю.

На миг Евангелине показалось, что он сейчас и впрямь перережет Винн горло. Этого не произошло. Коул лишь осторожно вынудил ее отступить от воды вместе с ним. Евангелина выползла на сушу, и ее вырвало дрянью, которой она наглоталась из канавы. Когда обезумевший мир перестал кружиться перед глазами, она наконец откашлялась и вытерла рот ладонью.

– Ты его защищаешь! – прошипела Винн.

– Этот посох был злом, – отозвалась Евангелина, медленно поднимаясь на ноги. – Что бы ни произошло, что бы ты ни задумала, его нельзя было использовать… и ты это знаешь.

Старая чародейка нахмурилась, но Евангелина различила в ее глазах сожаление. И вот Винн сдалась; гнев, переполнявший ее, разом испарился. Она, наверно, упала бы на колени, если бы не кинжал Коула, который по-прежнему был приставлен к ее горлу.

– Коул, – сказала Евангелина, – все в порядке. Можешь ее отпустить.

Он подчинился и тут же отскочил. Лицо его было мрачно.

– Я не убивал Фарамонда, – проговорил он. – Он умолял, чтобы я убил его. Он хотел умереть. Только я… не смог. Я знал, что Рис огорчится, и не хотел, чтобы он из-за меня снова попал в беду…

Коул невиновен, потому что он лжет… он виновен, потому что не убивал Фарамонда? Хотя и считал, что его следовало убить? Странным образом все это имело смысл. Евангелина вспомнила отчаянные мольбы эльфа, вспо-мнила, как было искажено страхом лицо, когда его уволокли храмовники. Если бы она очутилась на месте Коула и Фарамонд умолял оказать ему милость…

– Тогда кто же убил Фарамонда? – в смятении спросила Винн. – Ведь не сам же Лорд-Искатель.

– Почему бы нет? – возразила Евангелина. – Фарамонд был угрозой его власти. Как и Рис. Он однажды уже приказал мне убить всех вас. Помнишь?

Винн медленно кивнула… и отвернулась, не в силах смотреть им в глаза.

– Простите меня, – прошептала она. – Я чувствую себя так глупо. Просто… я все время думаю… что, если Рис мертв? Я столько пережила, столько выдержала… и чтобы теперь мой сын умер раньше меня?

– Он не умер, – вмешался Коул.

Винн потрясенно воззрилась на него:

– Что… что ты сказал?

– Рис ранен. Его бросили в темницы, но я не могу вывести его оттуда. В темницах сейчас слишком много храмовников. – Он помолчал, неуверенно глядя на обеих женщин. – Потому-то я и искал вас. Я не смогу помочь ему в одиночку.

– Зачем ты все это делаешь?

Коул поежился, как от холода:

– Рис всегда хотел мне помочь. Не знаю почему, но хотел. Все, что с ним случилось, вышло из-за меня. Я должен хоть что-то сделать.

Винн, долго не отрываясь, смотрела на него… а затем пристыженно покачала головой:

– Я просто старая дура. Я действовала не подумав; совершила все ошибки, против которых предостерегала других магов. Я… надеюсь, мальчик, ты сможешь меня простить. Тому, что я сделала, нет оправдания.

– Ты мать Риса, – просто ответил Коул. – Моя мать тоже пыталась меня защитить.

– И ей это удалось?

– Нет. Она умерла.

Лицо Коула исказилось от горя. Он попятился от Винн и Евангелины, оступился и ударился спиной о стену туннеля. Там он присел на корточки, уткнул голову между колен и накрыл ладонями затылок. Словно захлопнулся.

Евангелина опустилась на колени рядом, положила руку ему на плечо, зашептала ласковые, утешающие слова. Так ее успокаивал отец. Только однажды, когда умерла мать. Даже цепенея от горя, он не мог видеть, как страдает его дочь. Наверное, он тогда чувствовал себя таким же беспомощным, как она сейчас.

– Я… напала и на тебя, сер Евангелина, – проговорила старая чародейка. – У меня нет слов…

– Храмовники защищают магов, помнишь? – перебила ее Евангелина. – Даже от них самих. Я могу не верить в орден, но это не значит, что я перестала верить в то, ради чего он создан.