Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К Анненкову продолжают поступать письма, письма-приветствия, письма-поздравления со свободой, письма-напоминания авторов о себе и, наконец, — письма-приглашения к борьбе. На последние он не мог не отвечать. Сохраняя лицо, одним корреспондентам он отказывал, обосновывая это объективными причинами, других не разубеждал, третьим — подтверждал свою готовность встать в ряды белых бойцов.
Из писем последней категории на Семипалатинском процессе в качестве доказательств того, что Анненков, после выхода из китайской тюрьмы не разоружился и продолжал оставаться врагом советской власти, фигурировали его письма к П.Д. Илларьеву и М.А. Михайлову[305], тексты которых приводятся ниже, однако следует оговориться, что это — не подлинные письма и даже не копии, а то из них, что Анненков смог или пожелал вспомнить по просьбе следователей.
«Привет, дорогой Павел Дмитриевич! — писал Анненков Илларьеву. — Пользуясь счастливым случаем писать тебе письмо через Черкашина[306], не буду касаться прошлого, оно забыто мной раз и навсегда. Пишу тебе, как твой, прежде знавший тебя атаман, т.е. как любящий, уважающий, верящий тебе, как в дни «землянок» Урала и Семиречья. Все дела теперь в настоящем, а ещё более — в будущем. Пишу тебе откровенно, так как уверен, что тайна останется между нами, потому что от сохранения её зависит наша судьба, а моя, может быть, и жизнь.
Итак, я хочу собирать свой отряд старых партизан. Думаю, что и ты с теми, кто тебя окружает, соберётесь в нашу главную стаю. До моего приезда командование отрядом, который уже находится в стадии формирования, возлагаю на тебя, как на вполне достойного моего заместителя. Помни, что ты — старый партизан, знающий все наши традиции, и только ты сможешь командовать отрядом и держать людей в руках, так как имею основания твёрдо верить в то, что ты считаешь меня своим начальником, собирай исподволь отряд, постепенно, но железной волей, введи строгую дисциплину и наши традиции. Личным примером заставь соблюдать их и уважать, а там, Бог даст, будем работать рука об руку. У тебя есть сила воли, я в этом убеждён, а значит, тебе не так трудно будет побороть в себе маленькие слабости, которые иногда у тебя появляются. И раньше, когда у тебя не было впереди ясной цели, можно было ещё падать духом, а теперь, когда впереди рисуется для нас с тобой дорогая цель, нужно, собрав всю свою энергию и силу воли, твёрдо идти к ней. Одним словом, я твёрдо верю в тебя и надеюсь, что мы ещё заставим говорить о себе с уважением. Одно ещё условие, необходимое для того, чтобы я выбрался отсюда, это нужно добиться того, чтобы моё имя совершенно не упоминалось в причастности к отряду. Лучше, наоборот, распустить слухи о моём отказе вступать в Дальневосточную организацию, о моей перемене фронта. Конечно, это тяжело, но в данном случае «цель оправдывает средства». Иначе не усыпить бдительности слежки за мной. Верь в меня и, что бы там не услышал, знай про себя, что я делаю всё, что только можно, для общего блага. Привет, желаю счастья и успеха. Письмо сожги: ты его не получал от меня»[307].
Обратимся к письму М.А. Михайлову:
«Глубокоуважаемый Михаил Афанасьевич!
С большой радостью я получил Ваше письмо от 6 ноября. Благодарю за память, доверие. К сожалению, никто из тех лиц, о которых Вы просили написать мне от Вашего имени, ничего не писали, хотя и были в довольно частой переписке. А это значительно меняет дело. Упущено очень много благоприятных моментов, но, к счастью, ещё не всё…
Сбор партизан и их организация — моя заветная мечта, которая в течение 5 лет не покидала меня. Вы доверяете и поручаете мне эту задачу, и я с большим удовольствием возьмусь за её выполнение и надеюсь, что оправдаю Ваше доверие. Судя по многочисленным письмам, полученным от своих партизан, они соберутся по первому призыву… Всё это даёт надежду собрать значительный отряд верных, смелых и испытанных людей в довольно непродолжительный срок. И этот отряд должен быть одним из кадров, вокруг которого сформируются будущие части, ибо всякое начинание без кадров будет обречено заранее на верный провал. Во всяком случае, Вы всегда можете рассчитывать на меня… Самое главное внимание я обращаю на район Кульджи, где имеется довольно большая, хорошо организованная группа, которая, несмотря на близость Совдепии, не разложилась, держится стойко, имеет связь с тайными организациями Семиречья и при первой возможности перейдёт границу для активных действий. Личное руководство этой группой я пока не могу взять на себя, так как китайские власти Синьцзяна не пропустят меня в Кульджу, боясь мести с моей стороны за содержание меня в тюрьме. Но эта группа, состоящая наполовину из моих партизан и наполовину из казаков-семиреков, находится в хорошо надёжных руках. Только её необходимо поддерживать, что я и делаю по возможности.
Но беда в том, что все они «ждут», а сами никогда не начнут, пока не увидят собственными глазами посторонней реальной силы, действующей против большевиков. К ней они присоединятся и будут всеми силами помогать уничтожению противника. Это моё искреннее убеждение, вынесенное из многочисленных расспросов и верных сообщений. Такой силой и будут отряды, но отряды, в которых железная дисциплина, отряды действительно избавителей, но не мстителей, каковой была армия Колчака»[308].
При беглом знакомстве с письмом к Илларьеву действительно складывается мнение, что Анненков вновь встаёт на тропу войны с советской властью и для этого приступает к формированию отряда из своих партизан. Цель этого действа не называется, но она «дорогая», и можно понять, что антисоветская. Однако достаточно вчитаться, как становится очевидным, что Анненков уходит от непосредственного формирования этого отряда и командования им, возлагая всё это на самого же Илларьева, причём делает это тонко и убедительно!
Таким же вежливым отказом является и письмо Анненкова к Михайлову. Как и в случае с Илларьевым, Анненков чётко этот отказ не выражает, а ведёт речь о возможности сбора и организации своих партизан в неопределённом будущем, мотивируя это тем, что в настоящее время, из-за пристального внимания к нему властей, это сделать невозможно. Чтобы продемонстрировать Михайлову свои мобилизационные возможности, Анненков прибегает к прямой дезинформации, так как в это время никаких организованных групп белой эмиграции, враждебных СССР, на территории Синьцзяна уже не было!
С арестом Анненкова и смертью Дутова их соратники частью возвратились в СССР, частью разбрелись по всему Китаю, частью ушли с Бакичем в Монголию, где были разбиты и уничтожены советскими и монгольскими войсками. Правда, отдельные банды совершали налёты на советскую территорию из Синьцзяна, но эти налёты к тому времени носили не политический, а уголовно-экономический характер (грабежи, угон скота, контрабанда и т.п.).