А потом лес вдруг замолчал. Вокруг стояли те же деревья, под ногами стлалась по земле такая же трава, но Рэй внезапно почувствовал, как тяжесть, все время лежавшая на плечах, исчезла. В сыром ночном воздухе больше не было едва уловимой примеси старой смерти. По вершинам сосен пробегал легкий ветер. Деревья впереди начали редеть.

— Выбрались, — произнес Гризли, как будто не веря собственным глазам. — Неужели выбрались?

Светящийся силуэт остановился и начал медленно гаснуть, словно говоря этим, что теперь он выполнил свое дело, его помощь больше не нужна.

— Здесь власть Гихара заканчивается, — уверенно сказал Сагюнаро. — Я больше не ощущаю его.

— Я узнаю это место. Дорога — за теми деревьями. — Дэйтин показал вперед. — Идемте, пока за нами не выслали третий отряд.

Похоже, его совсем не интересовала тайная природа существа или духа, явившегося ему, чтобы вывести из леса. Он перестал чувствовать себя зависящим от заклинателей, а также от их странной магии. И возвращение обратно в реальный мир явно придало ему бодрости.

Сель слишком устал, чтобы что-то говорить и тем более задавать вопросы.

Гризли мельком взглянул на то место, где рассеялся свет, нахмурился, неодобрительно покачал головой и пошел вперед, сопровождая людей, которым не терпелось скорее выбраться из леса.

Рэй задержался, оглядываясь. Несколько мгновений в темноте леса ничего не происходило. Затем он снова увидел, легкое свечение у подножия сосны, которое медленно обрело очертания человеческой фигуры. В тусклом свете стало различимо строгое задумчивое лицо, дорогая куртка с меховыми отворотами, хорошо сшитые брюки, заправленные в высокие сапоги, а особенно четко — знак заклинателя, блестящий на груди.

Рэй хотел окликнуть Рекара, но промолчал.

«Мне очень жаль, что все так случилось, — произнес он мысленно, не ожидая, впрочем, ответа. — Что ты будешь делать теперь? Выводить тех, кто придет сюда, вроде этого мальчишки — Селя? Мстить? Помогать заблудившимся, так же как помог нам?»

Несколько мгновений призрак смотрел на человека, а затем отвернулся и медленно направился обратно в глубину леса, который его убил.

Как и все люди, погубленные Гихаром, он оказался навсегда привязан к этому месту и не мог его покинуть. Но в отличие от остальных, превратившихся в голодных призраков или кровожадных тварей, заклинатель даже после смерти оставался заклинателем.

Светлый дух, который когда-то был их товарищем в храме, медленно удалялся, тая в темноте.

— Гихар еще сам не знает, что получил, убив его, — произнес Сагюнаро, стоящий рядом. — Если бы он предполагал, с кем связывается, — уничтожил бы всех людей, окружавших его, но не тронул заклинателя. Думаю, Рекар теперь постарается не позволить ему причинить вред еще хоть кому-то.

— Да, он будет стараться не позволить… — согласился Рэй.

В последний раз оглянулся на лес и стал спускаться по тропе к широкой дороге, над которой высыпали яркие звезды, умытые дождем.

— Так и знал, что вся слава, как всегда, достанется светлому духу, — ворчал ярудо, забившись на скамью в углу повозки. — Гихар сожрал бы вас, не поморщившись, если бы не я. Кто его с пути сбил? Кто вас прикрывал всю дорогу?

— Ладно, не бухти, — добродушно отозвался Гризли. — Никто не говорит, что ты сделал мало.

— Я сделал все. Это вы заблудились в трех соснах, словно слепые обаками. Я что, должен был вас за руку вести?

— Слушай, мы тебя уже поблагодарили за помощь.

— Недостаточно. — Ярудо гордо задрал нос, гневно сверкнув глазами.

— Ну извини, уж как умели, — хмыкнул увалень.

Казалось, его хорошего настроения не могли испортить ни назойливость духа, ни скверная погода, преследующая заклинателей уже две недели пути, ни вечно мокрая одежда. Та сумма, которую они получили за спасение племянника наместника, была настолько внушительной, а восхищение их профессиональным мастерством столь искренним, что мысли об этом продолжали согревать Гризли в любую погоду, в любом окружении.

Зато дух разбитого очага был очень недоволен, что часть его славы перетянул на себя кто-то другой, и не забывал заявить о своем раздражении при каждом удобном и неудобном случае. Теперь он проявился окончательно и, не смущаясь, бродил за магами, невидимый для остальных людей, но весьма заметный для заклинателей.

— И дерево ори я показал, — продолжил бурчать дух, неодобрительно косясь на Рэя, который пытался поспать под его недовольное бормотание.

— Жаль Рекара, — негромко произнес Сагюнаро, рассеянно глядя на ярудо и явно не слыша его слов. — Такая нелепая смерть.

— Покажи мне другую, — ответил Рэй, не открывая глаз. — Хоть одна смерть бывает правильной, красивой?

— В романах, — тут же отозвался Гризли, — каждая вторая жуть до чего красивая.

Ярудо серьезно посмотрел на Рэя — тот почувствовал его жгучий пристальный взгляд даже сквозь опущенные веки — и сказал медленно и задумчиво:

— Смерть — это поединок один на один с неизбежным, в котором человек всегда проигрывает.

На миг заклинателю стало не по себе от этих слов, но тут телега наехала на камень, повозку тряхнуло, и неприятное ощущение рассеялось. Гризли рассмеялся и заявил:

— Слушайте, я вспомнил одну историю, как раз в тему. — Он откашлялся и начал говорить неторопливо и значительно, словно настоящий сказитель: — Однажды прекрасная аюола попала в один дремучий и страшный лес.

— Кто такая аюола? — тут же перебил рассказчика ярудо, требовательно уставившись на Рэя.

Тот понял, что поспать ему не удастся, и объяснил:

— Собирательница молний. Дух, который приходит во время грозы и собирает небесные стрелы, упавшие на землю, а потом приносит их обратно великому духу Неба, который выпустил их.

Ярудо внимательно выслушал и, сморщив свой короткий нос, заявил:

— Не бывает. Не знаю я ни о каких собирательницах.

— Так я могу продолжать? — недовольно осведомился Гризли, дождался общего внимания и снова стал рассказывать, правда, уже не столь значительным тоном: — Ну вот, попала она в один глухой, дремучий лес. Молнии сверкали в облаках и падали на землю. Стена ливня обрушилась на деревья. Грохот стоял такой, будто раскалывались сразу десятки вековых дубов.

Аюола брела по чащобе, подбирая белые раскаленные стрелы. Это занятие было очень опасным, потому что стрела, вырвавшись из рук, может покалечить не только человека, но и духа. Поэтому аюола, стараясь не обжечься и не пораниться, хватала их за головы и быстрее прятала в свою сумку.

Она была так сосредоточена, что не заметила огромного, косматого голодного волка, который прятался от грозы под кустом. Он вздрагивал от грохота грома и зажмуривался, потому что знал — небесные стрелы бьют без промаха. Но, увидев духа, который был похож на маленькую беззащитную девочку, вскочил, зарычав, и был готов броситься на нее. Аюола испуганно вздрогнула, молния вырвалась у нее из рук, хлестнув раскаленным хвостом, и оставила глубокую рану на запястье. Волк перестал рычать, очень удивленный увиденным. Он долго смотрел на духа, а потом сказал: «Гроза — самое ужасное, что может быть на свете, и я боюсь ее, но ты боишься меня больше грозы. Неужели я — более страшен, чем эти гром и молнии?..» И, глубоко погруженный в раздумья, он не тронул аюолу, позволив ей идти дальше.