Фрагменты вечера всплывали в голове Ломакса. Йорген практически предложил ему новую работу. Добермен намекнул, что в отличие от Берлинза в сентябре Ломакс скорее всего вернется в обсерваторию. Джулия рассказала об отпуске на озере Лайфбелт. Она утверждала, что не видела пещер, да и всего прочего. Когда Льюис и Гейл отправлялись на озеро или ехали осматривать достопримечательности, Джулия оставалась в домике. И девушка-администратор и мужчина из Нью-Джерси уверяли Ломакса, что видели Льюиса с дочерью, а Ломакс просто подогнал их слова под свою теорию. Он непроизвольно застонал.

— В чем дело?

— Какой же я дурак.

— Нет, Ломакс, ты такой умный. Именно это в тебе и привлекает, — сказала Джулия.

Ломакс с благодарностью посмотрел на нее.

— Как, черт возьми, Гейл могла так измениться?

Джулия отпрянула:

— Что?

— Гейл? Почему все утверждают, что она была весьма привлекательной? Скажи мне.

— Гейл? Гейл Фокс?

— Почему?

— Выпей-ка еще кофе.

Джулия встала, отвернулась от Ломакса и наполнила чайник. Лежащий у ног Ломакса пес заволновался.

— Вот именно почему! Ты только посмотри на нее, когда ей было шестнадцать!

— Видишь ли, — сказала Джулия, возвращаясь за стол, — наверное, я тоже немного помогла ей.

— Как ты могла ей помочь?

— Да как угодно. Существует множество способов, с помощью которых девушка может улучшить свою внешность.

Ломакс моргнул. Сейчас Джулия напомнила ему Кэндис.

— Каких, например?

— Ты сам знаешь. Диета. Макияж. Прическа. Одежда.

— Чтобы быть прекрасной, тебе все это не нужно, — сказал он, снова пытаясь поймать ее руки.

Джулия встала, чтобы приготовить кофе.

— А вот Гейл помогло.

— Ты хочешь сказать, изменило ее? Из простушки она превратилась в желанную женщину, и все благодаря твоей помощи?

Джулия осторожно зачерпнула кофе из банки. С горкой. Но только одну ложку.

— Может быть, и так.

Ломакс покачал головой.

— Нет, — промолвил он. Он положил ноги на стул, где только что сидела Джулия, и снова покачал головой. — Нет. Нельзя никого изменить. Кэндис пыталась изменить меня, но не достигла успеха. Как видишь, мы развелись.

Джулия осторожно поставила на стол перед ним чашку. С несвойственной ей нежностью она взъерошила волосы Ломакса:

— Ты пьян, Ломакс.

Эту ночь она провела в постели Хелен. Обнаружив в своей комнате спящих, Ломакс направился в комнату Джоэла. Джулия спала через стену. Один раз он услышал, как она закашлялась. Он разглядывал яркую настенную карту. Она называлась «Туманности и кластеры нашей Вселенной». На карте изображались планетарные, эмиссионные, отражательные туманности и некоторые особенно эффектные шаровые скопления. Крабовидная туманность ярко сияла синим. Ким сказала, что его родимое пятно напоминает Крабовидную туманность. Ломакс, прищурившись, уставился на туманность. Действительно похожа.

Жестокие первые лучи уже начали вползать в комнату, но при виде картины ночного разгрома решили приберечь рассветные краски для залива, по крайней мере до тех пор, пока Ломакс не заснет.

Когда наконец три автомобиля отбыли восвояси — в окнах торчали серые лица, — Ломакс закрыл калитку, чтобы не дать Депьюти снова сбежать. Калиткой какое-то время не пользовались. Ржавые петли протестующе скрипели. Ломакс поморщился. Голова казалась тяжелее обычного раза в два. Пес развлекался, гоняя белок, которые в его отсутствие совсем обнаглели.

Ломакс смазал петли и убрал остатки вчерашней гулянки. Затем долго стоял под душем. Он не хотел, чтобы Нос учуяла следы вечеринки на одежде или на волосах. После кофе он снова почувствовал себя бодрым. Съел кекс, снова запил его кофе. Когда Ломакс уезжал, пес пристально смотрел на хозяина сквозь калитку.

Нос жила рядом с клиникой Кэндис. Квартира располагалась этажом выше и была выкрашена белым. Маленькая, обставленная по-современному, она поражала лабораторной чистотой.

— Иначе никак, — объяснила хозяйка, — мой нос так чувствителен, что любая грязь превращает жизнь в пытку. Когда они красили фасад, я вынуждена была съехать на месяц.

Ломакс посмотрел на нос женщины:

— А с виду обыкновенный.

— Если бы, — с несчастным видом вздохнула она.

Маленькая женщина со светлыми волосами. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не тревожное, а иногда и болезненное выражение лица.

Они поехали к дому Гейл. Нос оказалась беспокойной пассажиркой. Каждый раз, когда Ломакс поворачивал, женщина вцеплялась в ремень безопасности и шумно втягивала воздух, когда ей казалось, что он слишком приблизился к передней машине.

— Вам повезло, — заметил Ломакс, — обладать сверхчувством.

— Тут нечему завидовать, — отвечала Нос. — Это сверхчувство разрушило мой брак. Обычно из-за него я пропускаю все вечеринки. Простой обед может стать для меня своего рода чистилищем. Вам этого не понять.

Ломакс гадал, что могло разрушить ее брак. Муж изводил ее запахами своего тела? Ломакс опустил стекло и прикинул, сколько времени стоял сегодня под душем. Часа два.

— Например, вы, — заметила Нос.

— Что я?

— Вы пользуетесь тем же мылом, что и ваша жена. Детским мылом, верно?

Ломакс вынужден был признать ее правоту. Кэндис давно ушла от него, но он продолжал по привычке покупать все тот же сорт мыла.

— Вы мылись под душем примерно два часа назад. Вчера вы были на вечеринке, где люди пили и курили. Сегодня не пользовались дезодорантом. А если бы воспользовались, я назвала бы марку или хотя бы производителя.

— Ничего себе, — выдавил Ломакс.

Она была права, он забыл про дезодорант. Ломакс прижал руки к бокам.

— Не переживайте, — сказала Нос, заметив его смущение. — Я чувствую ваши запахи, но это ничего. Большинство людей пахнут так, словно облились с ног до головы из каждой бутылочки в супермаркете. Они используют духи, лосьон после бритья, крем для рук, мыло, дезодорант, лак для волос, косметику, полоскание для рта…

Ломакс вздрогнул.

— Вы пользовались тем мятным зеленого цвета, что рекламирует по телевизору тот мужчина в белом халате.

— Точно, — подтвердил Ломакс. — Купил со скидкой. Боже, кажется, именно в супермаркете.

— Понимаете ли вы, Ломакс, — спросила Нос, определенно обращаясь к нему и в то же время словно задавая вопрос в пустоту, — понимаете ли вы, что я вынуждена испытывать?

Она говорила с такой горячностью, что Ломакс слегка отпрянул.