Оля хрипло рассмеялась:

– Ага, сейчас! Спешу и падаю. С Олегом мы давно расстались, еще весной. Эта сволочь в Стокгольме, в длительной командировке. Как понимаешь, с женой! Мамаша подсунула – времечко поджимало. Ну и по-быстренькому состряпали – и свадебку в «Белграде», и медовый месяц в Пицунде. Ну и отбыли по адресу. – Оля замолчала.

Аля судорожно подыскивала слова. Собралась с духом и выдала:

– Ну и слава богу, Оль! Ты ведь сама говорила – он оказался совсем непорядочным человеком.

– Что ты заладила «слава богу, слава богу»! Может, ты еще в церковь стала ходить? А что, сейчас это модно! Толпами ринулись. Что «слава богу», Добрынина? Что непорядочным человеком оказался? Кстати, а твой? Твой не оказался? Они же одним миром мазаны, и мой бывший, и твой… настоящий!

Аля еле сдержалась, чтобы не бросить трубку.

Ответила сухо:

– Мой, Оля, не оказался. Мне повезло.

– Ну и слава богу, – рассмеялась та. – Видишь, за тобой повторяю! Нет, правда – мои поздравления, искренняя радость и удивление! Может, не зря говорят, что мужчину делает женщина? А на море я была с новым другом. Хороший мужик, нежадный. По нынешним временам это уже, знаешь, немало. Нежадный и небедный, но, Добрынина, мне вот не так повезло! Женат мой любовник. Крепко женат.

– Ну, – растерянно протянула смущенная Аля, – всяко в жизни бывает. Может, что-нибудь и выйдет? Как ты говоришь? Жена не стена?

– Не может, – жестко отрезала Оля. – Не может. Да и не надо, наверное. Меня все устраивает. На черта мне эти семейные дела, а? Котлеты, носки? Подбери, поднеси! На черта? Я свободная женщина. Куда хочу – туда иду. Сколько хочу – валяюсь. Что хочу, то и делаю. Свобода, Алька, превыше всего. Это я давно поняла. Деньги он мне дает, на курорт вывез. Тряпки – любые, пожалуйста! Приходит два раза в неделю. А в остальное время я, Аля, сама себе хозяйка. Ни забот, ни хлопот! И что мне еще надо? Что, позавидовала? – рассмеялась она. – То-то!

«Не позавидовала», – подумала Аля, но вслух сказала:

– Ну и хорошо, Оль. Я искренне за тебя рада. Кстати, Оль, я бабушку похоронила.

– Царствие небесное! – отозвалась Оля.

– А ты у мамы была на могиле? Я могу с тобой съездить, если хочешь.

– У мамы? – переспросила Оля. – В смысле, у Катьки? На какой могиле, Аль? Ты с дуба рухнула? Там нет могилы. Там яма, куда сброшены все неопознанные и невостребованные. Братская могила, понимаешь? Мне кому там цветы класть? Бомжам и алкашне? Нет, спасибо. Не была и не буду. Ты училка, я понимаю. У тебя в крови – поучать. Но только не меня, слышишь, Добрынина? Меня из этого списка вычеркни.

– Прости, – пролепетала Аля. – Прости ради бога. Я у своих тоже сто лет не была. Поэтому и спросила.

Оля молчала, давая понять, что разговор окончен.

Аля смущенно попрощалась. Оля ответила коротким «пока» и первой бросила трубку.

Вычеркни… Да, Оля права. Снова черт за язык дернул. У всех своя жизнь. Все давно выросли. На что Оле ее советы? Глупость какая. А про «вычеркни» – кажется, они давно друг друга вычеркнули…

Жизнь Али и Максима между тем шла своим чередом.

Почти пять лет счастья. Это много или мало?

Нет, всякое было, всякое. Максим мучился, и Аля это видела. Страдал из-за отсутствия работы, из-за мизерной зарплаты. Взрослый мужик, отец семейства, а бегает по этажам, мотается по городу с папками и конвертами.

Из института он в конце концов ушел. Устроился автослесарем в автомобильную мастерскую. Приходил черный от усталости, злой, раздраженный. Полчаса отмывал руки от масел и смазок. Смотреть на это было невыносимо.

– Какой из тебя автослесарь? – Аля срывалась на крик. – Немедленно уходи!

Максим смотрел на нее зло, раздраженно:

– О как! Какой из меня автослесарь? А не подскажешь, куда мне податься? Может, в скрипачи или писатели? Или ученые-микробиологи? А может, я клевый парикмахер? Или, к примеру, массажист? Вариантов полно – жду предложений! – Он швырял ложку и хлопал дверью.

Аля ревела на кухне. Что делать? А что, массажист очень даже неплохо – окончить курсы, получить диплом. Все лучше, чем валяться под машинами и якшаться со слесарями-алкашами.

Но Максима не убедить, пока он сам не примет решения. Аля его знает. Сколько лет мучился в экспедиторах, пока не ушел.

Так и здесь. Надо ждать. Что касается денег – деньги он приносил. Только они пахли машинным маслом, бензином, какой-то химией, и Але почему-то было брезгливо брать их в руки. Часто Максим приходил под мухой, и в таком состоянии он был еще более раздраженным, правда, именно с женой. Дочку он тут же хватал на руки и принимался тетешкать. Анька смеялась и хватала его за лицо. Первое слово – «па».

А Аля молчала, понимая, что катится все не туда. Но как только заводила разговор, разражался скандал.

– Мало? – кричал Максим. – Теперь тебе тоже мало?

От обиды и несправедливости она горько плакала. Придя в себя, он умолял о прощении.

Аля прощала, понимая, что ему трудно. Избалованный мальчик вынужден общаться с простыми работягами.

Но выхода не видела. Утешала себя: как-нибудь все образуется, как-нибудь! Искала и положительное – теперь, когда он зарабатывает, чувствует себя мужиком, кормильцем.

Только выпивоны эти все учащались – зарплата, аванс, просто хорошие чаевые. Плохие мысли Аля гнала, а что еще оставалось? Но в доме поселились печаль и тоска, тревога и тишина, а прежние радость и счастье понемногу испарялись.

Аня ходила в садик с большим удовольствием – рвалась к друзьям. Вечером, забирая дочь, Аля слушала ее непрекращающуюся болтовню:

– А Димка в меня влюбился! И Петька!

– Откуда ты знаешь? – улыбалась Аля.

– Как откуда? – удивлялась дочь. – Так видно же, мам! Димка мне ватрушки свои подсовывает, знает, как я их люблю. А Петька конфеты из дома приносит. И еще на прогулке цветочков нарвал! Прямо с клумбы, мам! Нина Сергеевна знаешь как орала? Говорила, что переведет его в младшую группу!

– Ладно, Ань. Не задавайся. Во всех девчонок мальчишки влюбляются. Не в тебя одну.

– В меня одну, – уверенно и твердо возразила дочь. – Я знаю.

В школе тоже случились перемены. Директриса наконец ушла на пенсию. Ждали назначения из роно. Боялись пришлого человека – Виктория, конечно, не сахар, но ее все знают и знают, что от нее ожидать. Стерва, но на подлости не способна. Скорее, самоутверждается. Нет, пусть лучше человек предсказуемый и понятный, чем незнакомый. Наконец пришел приказ – Виктория. Гордо вскинув голову и поцокивая каблуками, она шла по коридору и царственно раздавала кивки.

А через пару недель вызвала на ковер Алевтину.

Вроде и нервничать повода не было, а волновалась – что еще ждать от самодурки? Метла вроде не новая, но официально утвержденная. Да и симпатии у нее никогда к Але не было, это же очевидно.