– Это не тот ли господин Чай Цзинь, которого бродячий люд называет Маленьким Вихрем? – спросил У Юн.

– Он самый, – подтвердил Линь Чун.

– Я очень много слышал от разных людей, – заметил Чао Гай, – о великодушии и бескорыстии сановника Чай Цзиня, а также о том, что у него находят приют доблестные мужи со всех концов страны. Говорят, он прямой потомок императора Чжоу. Одну лишь встречу с таким человеком уже можно почитать за счастье.

– Да, славное имя сановника Чай Цзиня широко известно повсюду, – сказал У Юн, обращаясь к Линь Чуну. – И все же, если бы не ваше выдающееся искусство владеть оружием, он вряд ли рекомендовал бы вас в этот стан. Не подумайте, что я хочу льстить вам, но было бы гораздо справедливее, если бы Ван Лунь уступил первое место вам. Не один я так думаю, это общее мнение, и, очевидно, господин Чай Цзинь думал то же самое, когда давал вам рекомендательное письмо сюда.

– Я очень благодарен вам за такое лестное обо мне мнение, – сказал Линь Чун. – Но мне пришлось обратиться к сановнику Чай Цзиню лишь потому, что я совершил тяжкое преступление. И, хотя он не отказывал мне в гостеприимстве, я сам понял, что могу доставить ему неприятности, и решил отправиться сюда. Правда, я не мог даже предполагать, что попаду здесь в столь тяжелые условия. Не в том беда, что я занимаю более низкое положение, нежели другие. Очень уж ненадежный человек этот Ван Лунь, ни одному его слову нельзя верить, а поэтому и договориться с ним трудно.

– Ваш главарь Ван Лунь, – молвил У Юн, – с людьми как будто обходителен. Чем же объяснить, что он так неблагороден?

– Ваш приход сюда, доблестные мужи, – сказал Линь Чун, – для нас поистине дар неба. Вы, конечно, поможете нам. Без вас мы были подобны ткани, лишенной рисунка, или полям, жаждущим влаги. Но у Ван Луня сердце завистливое, нрав подозрительный. Он боится, что такие отважные герои лишат его власти. Вчера, когда уважаемый господин Чао Гай рассказывал, как вы уничтожили посланный властями отряд, Ван Луню стало не по себе, и судя по всему он не чувствует ни малейшего желания оставить вас здесь. Вот почему он и предложил вам переночевать в гостинице.

– Раз так, – сказал У Юн, – то нечего нам сидеть и ждать, пока он предложит нам убираться отсюда. Лучше уж мы сами уйдем куда-нибудь в другое место.

– Я прошу вас, уважаемые герои, считать меня своим другом, – сказал Линь Чун, – я уже обо всем подумал и опасался как раз того, что у вас возникнет мысль уйти отсюда. Вот я и пришел пораньше, чтобы обо всем поговорить с вами. Посмотрим, что будет дальше. Если он поведет себя разумно, как подобает доброму хозяину, не так, как вчера, то не о чем и разговаривать. Но если он и сегодня станет кривить душой, тогда уж я знаю, как мне поступать!

– Вы слишком добры к нам, – сказал Чао Гай, – и мы все испытываем к вам чувство глубокой благодарности.

– Вы относитесь к нам по-братски, хотя мы совсем мало знакомы, – сказал У Юн. – Если Ван Лунь примет нас, мы останемся, если же нет, то лучше нам сразу же и распрощаться с вами.

– Вы неправы, учитель, – возразил Линь Чун. – Еще древние люди говорили: «Мудрый ценит мудрого, храбрый храбреца». Можно ли считать братом такого низкого и грязного скота, как Ван Лунь? Пока что ждите и ни о чем не беспокойтесь, – сказал Линь Чун и стал прощаться. – Скоро мы снова увидимся!

Друзья проводили его до дверей, и вскоре Линь Чун уже шагал по склону горы.

Спустя некоторое время пришел посланец и сказал им:

– Главарь нашего стана приглашает доблестных героев в беседку над озером с южной стороны, там он устраивает пиршество в честь вас.

– Передайте предводителю, – сказал Чао Гай, – что мы скоро придем.

Когда разбойник ушел, Чао Гай спросил у Юна:

– Что-то будет на этот раз, учитель?

– Ничего, брат, не волнуйтесь! – отвечал У Юн, улыбаясь. – На этом пиру решится вопрос, кому быть главным в стане. Я уверен, что Линь Чун решил потягаться силами с Ван Лунем. Если он проявит нерешительность, я пущу в ход все свое красноречие и полагаю, что заставлю его действовать. Вы же, брат, и все остальные, спрячьте под одеждой оружие и, как только увидите, что я подкручиваю усы, бросайтесь вперед и действуйте дружно.

Чао Гай и остальные одобрили предложение У Юна. Утром, после того как за ними приходили уже раза три или четыре, Чао Гай отправился со своими товарищами на пиршество. Каждый из них тщательно спрятал под одеждой оружие.

Когда они вышли из гостиницы, то увидели, что за ними едет сам предводитель Сун Вань верхом на лошади. За ним шли разбойники и несли семь паланкинов. Чао Гай и его друзья уселись в паланкины и отправились в южную часть стана у самого озера.

Когда они, достигнув павильона, вышли из паланкинов, появились Ван Лунь, Ду Цянь, Линь Чун, Чжу Гуй и другие. Они пригласили гостей войти в павильон, где и расселись, как полагается по обычаю. Ван Лунь с остальными четырьмя предводителями – Ду Цянем, Сун Ванем, Линь Чуном и Чжу Гуем поместились с левой стороны, а Чао Гай и шесть его товарищей – У Юн, Гун-Сунь Шэн, Лю Тан и братья Юань – с правой, на местах для гостей. Прислуживавшие разбойники наливали гостям вино. Все выпили уже по нескольку чашек и на столе дважды сменили кушанья, Чао Гай и Ван Лунь разговорились, но всякий раз, когда речь заходила о деле, Ван Лунь переводил разговор на другую тему. Тут У Юн взглянул на Линь Чуна и увидел, что тот, облокотясь на ручку своего кресла, не сводит с Ван Луня глаз.

Солнце уже приблизилось к зениту, а пир все продолжался. Ван Лунь подозвал к себе нескольких разбойников и отдал им какое-то распоряжение. Спустя немного времени один из них принес большое блюдо, на котором лежало пять крупных слитков серебра. Тогда Ван Лунь поднялся со своего места и, обращаясь к Чао Гаю, сказал:

– Ваше предложение вступить в наш стан я считаю большой для нас честью. Но вот беда! Тесно у нас очень. Кругом одна вода. У нас негде даже разместить так много героев. Вот я и приготовил вам эти скромные подарки. Надеюсь, вы не обессудите и не откажетесь принять