– Все в порядке, – мягко говорит Бет. – Я справлюсь.

И у меня все равно нет выбора. Раскурить самокрутку оказывается не так легко, дым оставляет неприятный сладкий привкус. Затягиваюсь, шаг вперед, такой же деревянный, как был у Эла. Мы разделяем этот яд на двоих. Отстраняюсь.

У Бет мягкие губы, чувствую, что краснею, она – тоже. Но это ведь не сигареты. Голова кружится, стыд и неловкость отступают на задний план. Передавать дым, не прикасаться сверх необходимого, не думать, не говорить ничего. Бет переплетает пальцы с моими.

– Почти закончили.

Быстро киваю, последняя затяжка, окурок падает на белый пол, рассыпая искры. Это все еще не поцелуй. Это просто наркотики. Они могут завести не туда. Хочется сесть и переждать, пока рассеется туман в голове, но Бет зажмуривается, подходит к предназначенной для меня ячейке.

– Лучше сразу, – говорит. – Так будет легче.

У нее непривычно медленный голос, а у меня, похоже, приглушенные эмоции. Но все равно, когда она достает поднос с инструментами и ставит на стол, я начинаю дрожать. Там есть наручники, этого более чем достаточно.

Сестра, это слишком жестоко. Я оказался в тюрьме вместо тебя, это совсем ничего не значит? Зачем напоминать о том, что я пережил?

– Раздевайся, – тихо и мягко велит напарница.

Поступление в распоряжение коменданта, тщательный досмотр. Унизительнейшая процедура. Ненавижу. Не хочу вспоминать.

Пятки многообещающе покалывает, я медленно тянусь к пуговицам рубашки. Снимаю, складываю аккуратно. Сам понимаю, что тяну время. Вздрагиваю от более сильного разряда, берусь за пояс брюк. Бет подчеркнуто смотрит поверх моей головы, пока я раздеваюсь. Даже не пытаюсь остаться в белье, знаю, это бесполезно. Я ведь помню, как было.

– Повернись. Наклонись. Раздвинь ягодицы. Покашляй. Звучит скорее просьбами, чем приказами, в голосе Бет звучит сожаление. Она не смотрит, как я выполняю команды, и я очень благодарен за это. Без того колотит от унижения, от воспоминаний.

– Одевайся. – Бет подвигает ворох одежды. Не моя, но и на тюремную похожа разве что плохим фасоном.

Я это пережил. После теста я окажусь среди друзей, а не в камере. Друзья. Ты называешь так своих жертв, Эдриан, самому не смешно? И разве запертый дом, из которого невозможно выйти, не похож на тюрьму? Нет. Разница очевидна, нужно просто не поддаваться страху.

– Иди сюда.

Бет осторожно разворачивает меня спиной, щелкают на запястьях наручники. Так правда было, меня редко освобождали. Опасный преступник. Я не мог даже защитить себя в драке, а сокамерники быстро перестали меня бояться.

– Садись, – говорит Бет. В ее руках парикмахерские ножницы.

Вот теперь я начинаю дрожать так, что стучат зубы. Бет кладет руку на плечо, пытаясь успокоить, но это не помогает. Стягивает резинку с волос, и когда первая прядь падает на пол, я сгибаюсь в рыданиях. Краем рассудка еще понимаю – ничего не случилось, это просто тест, но больно так, словно меня только вчера приговорили к пожизненному. Словно родители погибли только месяц назад. Словно именно сейчас те, кто знал меня, либо отворачиваются, либо исчезли. Меня тянут за плечи, заставляя выпрямиться. Волосы сыплются вниз, щелкают ножницы.

Стоп. Глубоко вдыхаю, цепляясь за звук. Возвращается ощущение ладони Бет на плече, белизна стен – в тюрьме были совсем не такие. А еще в тюрьме мне обрезали хвост одним движением, а после долго брили машинкой. Здесь есть только ножницы.

По щекам еще текут слезы, но я уже успокоился. Бет обходит меня, старается подровнять пряди, жестами предлагает сделать челку. Я киваю, прикрыв глаза. Ножницы щелкают возле лица. Я просто решил сменить образ. Мама сетовала, что я не экспериментирую, – вот, начал. Мама… Рядом должна хихикать сестра в таком же парикмахерском кресле, за ужином мы будем переглядываться и прыскать в ладони, пока отец не поднимет взгляд и не нахмурится, пытаясь понять, что изменилось.

«Мы были в парикмахерской», – объяснит улыбающаяся мама. Тогда он посмотрит внимательней и, заметив наконец прически, рассмеется. Бросит телефон на стол, подойдет, обнимет…

– Готово, – тепло говорит Бет, звякают расстегнутые наручники.

Открываю глаза. Как же больно. Как больно и светло – думать о том, что могло быть. Еще почти что может.

– Мы всегда стриглись одинаково, – улыбаюсь камере сквозь слезы. – Ты помнишь, Электра? Тебе нравится моя стрижка? Надеюсь, да. Ведь даже когда я был в тюрьме, а ты – в больнице, нас обоих обрили. Интересно, что случится на этот раз? Почему ты срежешь волосы?

– Я уже это сделала, – чуть слышно отзывается она. Шуршит вздох, потом смешок. – Забавно. Получается, пока я не подтвержу, считается, что тест не пройден? Какая прелесть! Ну-ка, Эдриан, на что ты готов, чтобы выйти отсюда?

Ну зачем? Почему опять? В такие моменты я ненавижу Электру. Я ведь прошел. Не хочу, чтобы она каждый бокс превратила в подобие второго этажа. Боюсь этого до дрожи.

– Да, ты ненавидишь его. – У Бет такой спокойный голос. – Он не понимал тебя, он вытащил на свет то, чего ты боялась, с чем боролась так долго и с трудом удерживала под контролем. Он хотел увидеть чудовище.

– И он его увидит, – хрипловато, как после долгого молчания, отзывается сестра. – Клянусь, увидит.

– Но ты больше, чем просто чудовище. Ты – это твое желание. И чего бы ни хотели другие, главным всегда будет то, чего хочешь ты.

– Убить его, – шепчет сестра. Смеется. – Ты ведь не это рассчитывала услышать, Бет? Не лезь ко мне, – требует жестко. – Пусть никто из вас не лезет. Я не буду вредить вам специально, просто не злите и не мешайте. Не пытайтесь его защитить.

– Я не могу. – В словах Бет нет вызова, только констатация факта. Если она сейчас возьмется объяснять, почему сестра должна проявить милосердие… Но вместо этого слышу: – Я помню тебя, Элли. Я благодарна тебе. И я хочу увидеть тебя снова.

Мне страшно. Вскидываю голову, собираясь пообещать выполнить любое дополнительное задание. Потому что я здесь не один, и ради другого я могу больше, чем ради себя.

Но сестра фыркает.

– Скажи спасибо Бет, братец. И будешь свободен.

Улыбаюсь. Это я сделаю искренне и с радостью.

Динамики вздыхают, Электра не слишком довольна своим обещанием, но все-таки его держит.

Сначала открывается дверь назад, к нам присоединяется Винни. Окидывает меня взглядом, смотрит в камеру. Молчит. Он ведь понимает, что со мной сделали, что имела в виду Электра. Он не был в тюрьме, но это не мешает ее бояться. Бет осторожно касается моей спины, я вздрагиваю от неожиданности. Похоже, мне нужно побыть одному: сестра нашла слишком болезненное место для удара.