В сумерках Мокриц увидел худощавую фигуру, приближающуюся к Железной Ласточке. Дик Кекс перекрыл какой-то шипящий клапан, и голос, такой дивный голос, смолк.

– Эх, хороша! Пришел повидаться с ней последний раз перед тем, как мы вернемся в город, да, господин Липвиг? Я тебя понимаю. Все хотят с ней повидаться, и не стану врать, сердце на куски рвется оставлять ее вот так, но у нее тут много славных дел впереди. Железная Ласточка у нас отличная девочка. Сила в чистом виде, и дала себя обуздать, ох. Обуздать синусом и косинусом, и даже тангенс внес свою лепту. И не в последнюю очередь – счетная линейка. – Дик усмехнулся Мокрицу. – Люди видят Железную Ласточку и сами не верят, на что бывает способна математика! Не надо бояться, что она обожжет тебя живым паром, потому что она так не сделает. Я поработал над этим. Она навсегда останется моим любимым паровозом, господин фон Липвиг, королевой всех остальных. Она живая. Как кто-то может сказать, что нет?

Мокриц огляделся и увидел, что они окружены гоблинами, которые сидели тихонько, собравшись в большой круг, как прихожане в храме, и Дик повторил:

– Сила, господин фон Липвиг. Обузданная сила.

Мокриц редко лишался дара речи, но сейчас он мог сказать только одно:

– Удачи тебе, господин Кекс. Удачи.

И машинист стал творить свою магию. Открылась топка, разбросав танцующие алые тени по всей кабине. Потом послышался шум, толчок, Железная Ласточка напряглась и выдохнула пар, чтобы пуститься в новую поездку по линии, а гоблины захлопали в ладоши, захихикали и вскарабкались на ее бока. Потом раздалось первое «чух», потом второе «чух», а потом частое пыхтение, и Железная Ласточка преодолела силу трения и тяготения и полетела по рельсам.

Дик Кекс прикурил трубку от горячего уголька и сказал в ночь:

– Эх, хороша!

Когда несколько дней спустя Стукпостук вошел в Продолговатый кабинет, его встретила знакомая тишина, нарушаемая только скрипом карандаша, когда аскетичная фигура за столом заполняла клеточки кроссворда. Стукпостук кашлянул.

– Да?

Лицо патриция было неприступным. Бровь вопросительно поднялась – характерное движение, которое ввергало многих в ужас. Стукпостук улыбнулся.

– Мои поздравления! Выражение лица отточено до безупречности, акцент не подвел. И, разумеется, брови! Брови тебе всегда особенно удавались. Вот стой он рядом с тобой, я бы не сразу понял, кто есть кто.

Вдруг лицо патриция исчезло, и остался клоун Чарли в одежде лорда Витинари, крайне смущенный.

– Было несложно, господин Стукпостук, ты давал мне столько ценных подсказок.

– О нет, – возразил Стукпостук. – Это было блестящее исполнение. Две недели ты изображал его светлость и не сделал ни одного неверного шага! Но перейдем к делу. Сумма, о которой мы условились, будет переведена на специальный счет в Королевском банке уже завтра. – Стукпостук еще раз улыбнулся и спросил голосом доброго дядюшки: – Как поживает супруга?

– О, Генриетта прекрасно, господин Стукпостук, спасибо за беспокойство.

– А твой малыш, Руперт? У него ведь сейчас каникулы?

Чарли робко посмеялся:

– Уже не малыш, господин, растет как на дрожжах, хочет стать машинистом.

А Стукпостук ответил:

– Ну вот, Чарли, у тебя как раз теперь достаточно денег, чтобы обучить его ремеслу где угодно, и еще останется твоей дочери на королевское приданое. Ты ведь живешь все в том же доме? Замечательно!

– О да, и благодаря вам мы обустроили детям отличные комнаты и теперь копим на квартирку для бабули, когда сможем позволить себе бабулю. А Генриетта в полном восторге от денег, которые я тут получаю, и теперь даже может позволить себе стричься у господина Форнасита, как все богатые дамочки. Она на седьмом небе. – Он закряхтел. – Кукольником и клоуном я столько не зарабатывал.

Стукпостук опять улыбнулся:

– Не сомневаюсь, его светлость будет рад слышать, что у тебя в семье все счастливы и… живы. Пусть так и продолжается. Я буду рекомендовать, чтобы тебя повысили. А теперь, когда возвращение его светлости ожидается с минуты на минуту, предлагаю выйти через черный ход. Нам же не нужно, чтобы два Витинари оказались в одном месте одновременно, правда?

Чарли побледнел и сказал:

– О, ну конечно, господин, этого нам совсем не нужно.

– Тогда мы этого не допустим, – сказал Стукпостук. – Ступай, а я за тобой закрою.

Когда счастливый Чарли поспешно исчез, Стукпостук, немного погодя, сказал темному клерку Измаилу:

– Полагаю, его светлость захочет, чтобы мы уточнили местонахождение салона этого господина Форнасита и школы, которую посещают дети нашего доброго друга. Все точно так же, как и в прошлом году?

– Да, господин, – ответил клерк. – Я перепроверил накануне.

– Молодец.

Как говорит его светлость, «при достаточных мерах предосторожности меры предосторожности никогда не понадобятся». Нужно было только убедиться, что у Чарли не возникнут никакие… оригинальные планы насчет собственного будущего.

Никогда еще Мокриц не был так счастлив видеть свой дом, и, когда он поднялся на порог, жена первая открыла ему дверь и сказала:

– А, это ты. Живой? Хорошо. Как все прошло?

– Неплохо. Големы были выше всяких похвал. Грустно, что пришлось оставить Ласточку, пока не починят мост. Хотя там сейчас столько големов Гарри и рабочих, что Витинари уже скоро сможет кататься туда хоть на своем личном поезде, если пожелает.

– Чтобы поддерживать отношения между Убервальдом и Анк-Морпорком… в сердечном согласии, не сомневаюсь, – ответил его жена с улыбкой.

У Мокрица за спиной Из Сумерек Темноты сказал:

– Убервальдские гоблины уже дают себе железнодорожные имена. Говорят смешно, но соображают быстро, как все гоблины.

– Ах да, – сказала Дора Гая. – Чуть не забыла. Пока ты был в отъезде, мы получали доклады от семафорщиков вдоль путей в Графствах о некоторых необычных происшествиях. Странные шумы, пар из кротовин и тому подобное. Ты, случаем, ничего об этом не знаешь?

Из Сумерек Темноты нацепил выражение лица, максимально (для гоблинской мимики) приближенное к невинности.

– Ни малейшего представления, госпожа. Дымящиеся кротовины? Не иначе корова съела плохой травы. Но так-то мнооого гоблинов любят все парящее. Кто-то даже мастерит собственные паровозики. В образовательных целях! Умные гоблины.

Этот разговор точно мог подождать до завтра. Мокриц, благодарно вздыхая, направился к мягким подушкам.

– Сначала посплю, а завтра вернусь в банк. Наверняка там скопились бумаги на подпись. Как хорошо некоторое время поделать что-нибудь простое.

Дора Гая фыркнула:

– И как долго это продлится?