Элвир наблюдал за царевной. Король тоже не спускал с нее глаз. Та стояла, не шевелясь, тяжело дыша и кусая губы. Было видно, что она едва держится на ногах. Но в сердце Торна не родилось ни капли жалости. Эта девица повела себя как последняя мразь, отплатив за помощь подлым предательством.

Сейчас Элвир ненавидел Ириану всей душой. Будь это в его воле и не грози международным скандалом, он бы отправил ее на плаху — заслужила.

Но в реальности даже заточение принцессы — повод для обвинений, которые посыплются со всех сторон. И попробуй объясни всем, что мерзавка это заслужила.

Не в силах смотреть на царевну, Торн перевел взгляд на Армиру. Та молча читала. Черты ее лица сохраняли бесстрастность, а глаза скользили по бумаге, не давая возможности в них заглянуть. Дочитав последнее послание, женщина отбросила его с брезгливым отвращением.

— Ваше величество считает, что я замешана в этом? — она обращалась к королю, а на внучку за все это время не взглянула ни разу. — Если это так, если вы подозреваете меня в сговоре с имторийцами, я немедленно покину дворец… если, конечно, мне будет позволено это сделать.

— У меня нет оснований винить вас, — Валтор сделал ударение на последнем слове. — Все, что я могу поставить вам в вину — неведение. Вы оказались слепы к тому, что творилось за вашей спиной. Впрочем, это касается всех нас, — он также не смотрел на Ириану.

Говоря о поступке царевны присутствующие не только не обращались к ней, но даже старались ее не упоминать.

— Я пойму, если с этого момента вы откажете мне в помощи, ваше величество.

Армира говорила тихо и твердо. Если случившееся и сломило ее, вида она не подавала, сохраняя привычное царственное достоинство. Элвир заметил, что она сказала “мне”, а не “нам”, как прежде.

— Не откажу, — голос Валтора звучал устало и безжизненно. — Но я сомневаюсь, что смогу помогать вам, когда у имторийцев — моя жена. Это свяжет меня по рукам и ногам. Скорее всего, они потребуют вывести войска и прекратить военные действия. И я подчинюсь. Не потому, что собираюсь мстить за грубое попрание союзнических обязательств, а потому что речь идет о моей королеве. Ради нее я прекратил бы любую войну.

Не к месту Элвиру вспомнилось, что однажды король поступил вопреки своим теперешним словам, когда Лотэсса явилась в надежде остановить войну Дайрии с Эларом. Но тогда она не была королевой.

Ириана по-прежнему молчала, комкая пальцами подол платья. Хотя она всегда молчит. Все привыкли относиться к латирской царевне так, будто ее нет. Именно это и позволило ей плести интриги за спиной дайрийского короля и собственной бабки.

Торну было интресно, как же все-таки король решит поступить с Ирианой. Она, конечно, тварь, но в то же время царевна и его несложившаяся жена. Впрочем, последнее обстоятельство сейчас явно против нее.

— Ваше величество, — царица обратилась к королю. — Можем мы сейчас вас покинуть и отправиться к себе. Мне бы хотелось поговорить с внучкой наедине. В последний раз, добавила она так тихо, что Торн не знал, слышал ли ее кто-то еще.

Значит Армира не сомневается, что ее внучка понесет заслуженное наказание и заранее смирилась с этим.

— Если пожелаете, можете приставить к нам гвардейцев. Сколько сочтете нужным. Прошу лишь пусть они остаются у дверей.

— Ступайте. Я даю вам три часа, — обращаясь к Армире, Валтор смотрел в окно. — По истечении этого времени пришлю к вам эна Элвира.

— Благодарю, — царица низко склонила голову. — Пойдем, — бросила она Ириане, не оглядываясь.

Та молча поспешила за бабкой. У самых дверей она все-таки подняла глаза на короля.

— Я ни о чем не жалею, — тихо проронила она. — Вы это заслужили.

— Чем же? — голос Валтора звучал все так же устало.

Казалось, ему плевать на мотивы царевны и спрашивает он лишь из вежливости.

Неизвестно, что собиралась ответить Ириана, но бабка с силой ухватила ее за локоть и увлекла за собой.

Оставшись наедине с королем, Торн сосредоточился на составлении плана по возвращению Лотэссы. Но Валтор хоть и слушал его и даже поддерживал разговор, но как-то отстраненно. Мысли его витали далеко.

Примерно через час на пороге кабинета появился гвардеец и доложил, что царица Латирэ просит аудиенции.

На лице короля проступили признаки удивления, казалось, впервые за этот вечер. Он велел проводить царицу.

Армира была одна. Вид у нее был странный. Внешняя сдержанность контрастировала с глазами, горящими каким-то лихорадочным блеском и нездоровым румянцем, скорее напоминавшим красные пятна на старческом лице.

— Где царевна? — коротко спросил король.

— Она в наших покоях. Пишет письмо.

— Какое письмо?

— Это неважно.

— Неважно?! — Элвир прямо задохнулся. — После того, что вы видели, по-прежнему считаете, что какие-то письма вашей внучки могут не иметь значения?

— Это значимо лишь тем, что оно — последнее. Важно не письмо, а чернила. Вдыхая их запах, Ириана почувствует головокружение, сонливость и вскоре уснет. Навсегда. Не бойтесь, — ответила она на невысказанный вопрос. — Любой доктор увидит в ее смерти лишь естественные причины. Если же кто-то все же заподозрит убийство я возьму ответственность на себя. Клянусь.

— Вы хотите сказать, что отравили собственную внучку?! — Валтор выглядел потрясенным, впервые за последнее время его лицо выражало живые эмоции.

— Именно это я и сделала. Это мой долг. По отношению к вам — чтобы избавить от сложного решения. По отношению к Латирэ — чтобы предавшая страну женщина никогда не взошла на престол. И по отношению к себе, — она замолчала на какое-то время. — В том, чем стала Ириана, большая доля моей вины. Я создала чудовище и я же должна его уничтожить.

Элвир дернулся, готовый бежать и спасать ту, кого совсем недавно мечтал отправить на плаху. Он бросил взгляд на короля, но тот сидел неподвижно. Проклятье! Ну почему царевна — женщина? Будь она мужчиной, пусть даже принцем, разве стал бы он мешать свершению правосудия?

— Не пытайтесь спасти мою внучку, эн Торн, — царица пристально посмотрела на него. — Ириана предала вашего короля, она предала меня и что хуже всего, свою страну. Подумайте об этом. Кроме того, сейчас уже поздно. С самого начала было поздно.

Элвир испытал облегчение, но от этого на душе тут же стало еще хуже. До чего все это тяжело, мерзко, неправильно. Он вновь повернулся к королю. Тот поднял голову, долгим тяжелым взглядом посмотрел на Армиру и тихо уронил одно слово:

— Благодарю.

— Зачем вы приехали, отец?

— Сколько раз говорил, не называй меня так. Особенно теперь, когда ты утратил всякое право зваться моим сыном. Хотя у тебя никогда его не было, — добавил он тише.